НАДЕЖДА   БЕСФАМИЛЬНАЯ

        А в июне здесь каждая ночь серебра серебрей

                                                                                      Петербургу

А в июне здесь каждая ночь серебра серебрей,
Как в стакане вода, серебром очищается город,
Из колодцев домов  –  от дворцов  до последних задворок  –
Черпай город ладонью и до помрачения пей.
 
И светлее не нужно, но солнце обещано днём,
И  нежданно услужлива спешного счастья химера -
Поздний ужин с  малиною свежей в тиши Англетера,
Шоколад на конфорке, играющей с тихим огнём...

Здесь не хуже, чем было когда-то, и даже в разы
Переплюнуто лоском и роскошью старое время,
Только стужей декабрьскою  сверху откуда-то веет,
Только гонит в непонятость города ночи призыв.

*************
Исстарайся понять, но до сути дойти ли готов,
Хоть и ноги сотри до больных кровянистых мозолей,
Ночь от Малой Морской вымеряя до Марсова Поля
И обратно вдоль Мойки по чётному ряду домов...

Искружи переулки Фонтанки и сам искружись,
Но дотошеству Город не станет, однако, покорен,
Серых уток в граните каналов на хлебном прикорме
Посвятит он охотней в свою сокровенную мысль.

Здесь они постоянны и свой понимают резон –
Притерпеться весной к ледоходу, а осенью  к стуже,
Ты же только и есть  –   временщина, пришелец досужий,
Жуй малину, которой здесь позже наступит сезон.

*************
Как руками беду, ночь разводит мосты на Неве,
Серебром северов берега до утра наполняя,
И меня, непонятную, кажется мне, понимает,
И дарит серебром на истёртые ноги в обмен.

На изломе мостов размыкается времени круг,
На другом берегу до поры оставляя ответы,
В море белых ночей я заброшу подальше монету,
Чтоб однажды за ними вернуться к тебе, Петербург.

Полдень в Камергерском переулке

Причастие свободною минутой...
Сюда свернуть дорожка не преминет:
Брусчатый пешеходный мостик будто
Проброшен между рек автомобильных.

Люблю тобой от города укрыться
И нашептать своё инаковерство,
Глазами обойти дома небыстро,
Старинный мой знакомый  –  Камергерский.

Дворянских гнёзд окрашен светло  камень...
Приземисты и кряжисто-недвижны -
Срослись дома, переплелись руками,
А мне повсюду  –  кипень старых вишен,

Охотничьих собак зелёный  выгул,
Нырков круги по глади майских лужиц -
Касаюсь трав  не джинсовым индиго,
Но кремом присборённых лёгких кружев.

Вошла привычкой в кровь, впиталась в гены
Несуетность полуденных свиданий,
В пяти шагах от шума неотменна
Столичная твоя провинциальность.

Присесть за столик уличной кофейни,
Взять булку от француза, кофе (сладкий!)
Напротив у подъезда Чехов? Шехтель?
...Скрывает Камергерский артефакты...

Ресницами прикрою любопытство
(Билет уже прикуплен в бельэтаже)
И растворюсь в дневном потоке быстром,
Пусть вечер мне поближе их покажет.

А чайка, отделившись от фасада,
Опишет круг в зените аванложи,
На подлокотник кресла  чинно сядет 
И с краешка стола склюёт все крошки.

А новостей глобальных нет

А новостей глобальных нет,
И снова в вечность день обронен,
Но умер за стеной сосед,
Его назавтра похоронят.

Поклажа с воза – легче кладь?..
Но это горе несомненно
В масштабах Маленькой Вселенной,
Что принято Соседством звать.

Вся жизнь прожита на виду,
В трудах, заботах, честь по чести,
На эхо  смертной этой вести
Сельчане в дом идут, идут...

По правый бок от дома парк –
Седой, неприбранный, незрячий,
По левый бок соседка плачет  –
Иваныч  был ещё не стар,

Всего-то семьдесят с лишком,
Её порядком помоложе,
Не сердце  – жизнь хвороба сгложет
И не подавится куском.

Снесут на кладбище – к жене,
Что умерла годами раньше  –
По размокревшей снежной каше
И по озимой новине.

А дому горе мыкать, стыть,
К кому теперь подашься,  лихо?
В тревоге улица затихнет
И затаится до весны...

Ты куда летишь?

Золотая звень заложила слух,
Голубая вышь заслепила взгляд,
Ты куда летишь, тополиный пух,
Выше красных стен самого Кремля?

И на кой ты ляд  на бестополье,
Дорогая  ель  –  вся подмощена  –
Встала  на' догляд   шапок собольих,
Ты летел себе,  где попроще бы....

Здесь не вымахать  рослым  деревом –
Ляжешь ровненько на  булыжники.
Твёрдо падать,  хоть  мягко стелено,
И не грязный, но… только лишний  ты...

Не поймешь, о чём?  А катись-ка на
Средне-русское  возвышение,
Прикорнёшь ничком посреди канав -
Спалят с музыкой:  С возвращением!
.....................................................
Эх ты,  чтоб  тебя, не туда берёшь....
.....................................................
А по синему, да над крышами
Валит с  тополя перелётный бомж,
Хоть бы хны ему. Хоть бы хнышеньки.

                  Околица

                                                                   Господи, помилуй, Господи, прости,
                                                                   Помоги мне, Боже, на моём пути,
                                                                   Я так слаб душою, телом также слаб,
                                                                  И страстей греховных я преступный раб...
                                                              Из песни отца Анатолия в фильме "Остров" Павла Лунгина


Холодный  март.  Одно-то и название,
Весны не наберёшь на полручья…
Всё утро  что-то  колокол вызванивал
Да смолк – замёрз, а может, осерчал.

На послезимье дело многотрудное –
В замётах сёл и выстуженных рощ
Будить её – хмельную,  непробудную,
В тяжёлом сне забывшуюся мощь.

Уставится на мир непонимающе,
С волос на тело стащит старый плат,
И,  чуть согревшись,  снова рухнет в ямищу  –
Кому звонишь заутреннюю,  брат?

 Не встрепенётся, разве что ощерится  –
Нрав уязвим, хотя и незлоблив...
Изверилась, усталая, изверилась  –
Ей  тщетна вера без  Твоей любви.

Там кротость не оставит места гордости,
Где пропито и роздано быльё,
Пошли же знак, что любишь её, Господи,
И не оставишь, грешную, её.

Опомнится, поднимется, отмолится,
А там в себя уверует, глядишь...
Родимая  забытая  околица,
Могучая  и нищенская тишь.

Назови меня Хавроньей Никитичной

                                                                                                   Маме

Из маминого телефонного звонка: «Сегодня у меня был день разбоя: разбила блюдце.»


На тебе сегодня синее в крапинку,
День хорош и позабавиться хочется:
Чтоб напомнить,  что любимица папина,
Ты зовёшь меня по имени-отчеству.

Любишь смех, с душистой ягодой сырники,
Взглядом  – ясная и мыслями –  светлая,
Нет в тебе присущей возрасту смирности,
Только вот шаги предательски медленны.

Спят в саду под снегом крокусы, верески,
Прячут сумерки весну под заборами,
Разлетелось блюдце чайное вдребезги -
Это время подступает  разбойное.

Руки жилисты, да сердце натружено...
Разобью вдогонку блюдечко личное, 
Ты, как в детстве за мои неуклюжести,
Назови меня Хавроньей Никитичной.

Расплывутся дома контуры чёткие  –
Дорога слеза у воспоминания,
Мне сегодня дали званье почётное,
По отцу и двум дедам  –  Николаевне!

Как  хотелось думать – время не властвует...
Укатало, до крови исцарапало...
Нет, нельзя про это  –  маме,
напрасно  я...
Со щеки мне в чашку капает, капает...

                   Метропёс

                                                                    Собаке детства, Тюкпаю


Ты  был не по стандарту долговяз,
Ушами прядал, будто конь, неловко
И  только серо-палевая масть
Пророчила в тебе овчаро-волка.

Я помню любопытствующий взгляд,
Надбровий дуги, вставшие вопросом...
Как  на пути ронял ты всё подряд,
Когда навстречу мне торпедой  нёсся.

И  было мне, чудачке, невдомёк,
Что дружественны все твои нападки,
Бросалась с  громким плачем наутёк,
Лишь по траве отсверкивали  пятки.

Был взгляд отца  печален и суров,
Когда тебя пришлось другим оставить,
А ты сбежал в московское метро
От новых неприветливых хозяев.

Я знаю точно – это ты, Тюкпай,
Застыл на страже Метрореволюций,
И тянется устыженно рука,
Чтоб  с тёплым молоком подставить блюдце.

Да, предала. И только ли тебя?
Но по счетам плачу,  всё чаще плача,
Дай лапы разомну – поди, болят -
И нос тебе поглажу – на удачу.

..................
Звук из тоннеля ширился и рос,
А впереди него, почти бессильный,
По шпалам ковылял бездомный  пёс,
Глаза его о помощи просили...

                  Пернатые ёжики

Этот декабрь с безысходной  надеждой на новое,
Лёд на пригорке, сулящий коленку разбитую,
Узкоформатного утра одёжки кондовые,
И воробьи на стеклянных метёлках ракитовых...

Хохлятся, ёжатся, точно пернатые ёжики,
И коготками впиваются в ветки отчаянно...
Снова своё к  декабрю отношение сложное
Ты постараешься скрасить гудением чайника.

Мятой запахнет и мёдом, но утро не скрасится -
Частым приёмам лекарства грозит привыкание...
С пресной улыбкой глядят новогодние праздники
С календаря на стене неподатливой каменной.

.....................
Гвоздик вбивали – с тех пор столько времени отжито! -
С шутками терпкими  и на любовь перерывами,
День улыбался и корчил весёлые рожицы, 
Чайник на кухне свистел голосами надрывными.

Перекидной календарь на стене не скаредничал,
Всем обещал типографскими свежими красками:
В марте – апрель, а в июне - сирень и кузнечиков,
Ну и для каждого в скобочки взятые частности...

Скобки влекли и пугали неведомой пропастью,
Знать наперёд  бы, да вымолить милость в открытую –
Мне уберите из жизни плохие подробности,
Можно оставить лишь эту коленку разбитую.

......................
Хочешь – не хочешь, но всё, что начертано, сбудется...
Ночью опять  заберётся в мой дом сумасшествие,
Сядет на кухне погреться за чаем, ссутулившись,
Будет крутить у виска характерными жестами,

Станет дразниться, жонглировать кухонным ножиком
И на столе вырезать високосные меточки...
... Мне бы вселиться душою в пернатого ёжика,
Да переждать времена на заснеженной веточке.

        А после Святого Николы повалит снег

А после Святого Николы повалит снег
Буквально на утро, двадцатого декабря,
И город-гигант перейдёт на особый сленг,
На зимний язык то есть, попросту  говоря.

Ты помнишь московской зимы городскую речь?
А если не помнишь, а если совсем забыл,
То стоит на ухо одно  –  просто так  –  прилечь
И ухо второе  ладонью моей прикрыть.

И сразу почувствуешь, как нависает тишь,
Как фильтр снегопада отсеивает  Москву...
Лишь  эхо шуршания  автомобилей,  лишь
Царапает окна  лопаты фанерной  звук.

И шлёпает в кухне из крана на сталь вода,
Но это примета не зимних, а всех времён,
Послушаем город, и, может  быть, кран тогда...
Ты не отвлекайся, губами ища ладонь.

Послушаем город – таким я его люблю:
Снега заглушили навязчивый зов реклам,
Так тихо, что  чудится, будто сверчки поют,
Их звук на цвета разделяет наш Пал-Секам.

И, кажется, лучше уже и не может быть -
Чем город  в снегах, как молитвенный наш амвон.
Записывай  чудотворение тишины
На сердце, на память, на ухо и на ладонь.

               Селёдка под шубой

За гранью смыслов всяческих,  за гранью
Всех географий малых и больших:
Как много силы  в Тихом океане -
Своим названьем только он  и тих!

Штурмуют юг  тропические ливни,
Утюжит воды сивер и туман...
Я и сейчас на счёт тебя наивна,
Как был с тобой наивен Магеллан.

Твои глубины – тихие погосты
Сокровищ,  драм – свидетелей веков,
И даже в штили грабены и горсты*
Вершат дела морских  гробовщиков.

Секреты все,  что  так и не вернуло
Твоё нутро назад на божий  свет,
Съедает стадо жадных голотурий**,
И нескончаем этот их обед.

А где-то в зимних водах посерёдке
И с небольшим  смещением на вест
Под  толстой шубой льда дрожит селёдка,
Не находя для нереста насест.

Ей безразличны призраки и тайны -
Селёдкин глаз давно к ним попривык -
Но под весну порой  икрометанья
Ей страшен гулких траулеров  рык.
.............................................
... Опять селёдкой вскинусь на рассвете,
Загнав под жабры  вымученный стон,
Мне океан во сне раскинул сети  –
Из ночи в ночь приходит этот сон!

...Из утра в утро вздрагивают губы
В касанье губ ласкающих твоих
И накрывает нежность тёплой шубой,
По нашей мерке сшитой на двоих.

P.S. Странички  Надежды Бесфамильной на Diligans

http://diligans.ucoz.ru/load/nadezhda_besfamilnaja_interer_v_ovalnoj_rame/1-1-0-118

http://diligans.ucoz.ru/load/nadezhda_besfamilnaja/2-1-0-258

http://diligans.ucoz.ru/load/videostranicy_na_diligans/12-1-0-244