Первая
книга стихов доктора филологических наук Веры Зубаревой «Аура» вышла с
предисловием Беллы Ахмадулиной. Новая книга – «Гавань» – посвящена
памяти отца, капитана дальнего плавания Кима Беленковича. Уже это
посвящение обязывает не впасть в фальшь. Как трудно дожить, дорасти до
простого и высокого слова! Зубарева знает об этом и пишет: «Ничто не
даётся так трудно душе, как стихи». Мне кажется, что простота куда
труднее, чем, по её же словам, речь «на языке высоких аллегорий».
И
вот, вникая в книгу, я вижу проступающие контуры темы. Берег моря.
Песок. Ракушки. Казалось бы, обычный пейзаж. Идёшь по берегу – и не
находишь того, кто здесь был. Именно здесь видишь «и оборванный след на
песке, то ли твой, то ли птичий». Книга – о жизни, которая под угрозой,
которая уходит, как уходят люди: «Скоро вечер, / и тень просочится в
песок. / Станет тело без тени, / а тень – бестелесной». Память об
ушедшем возникает как бы беспричинно: «А ты идёшь, идёшь, идёшь, идёшь, –
/ как одинокий движущийся берег, / минуя погрустневшие дома, / стоящие
всю жизнь свою на рейде». А затем – вспышка боли: «Мечта уплыть навек
погребена…»
И вот стихотворение, прямо посвящённое памяти отца, и
в нём строки: «Во мне ли, вовне – всё едино / в этой домне бушующих
звёздных энергий, / на которых замешана первородная глина». Отмечаешь
какой-то не бытовой масштаб переживания. И обращаешься к стихотворению
рядом, буквально через страницу: «Я живу в лагуне печалей, тёмных
энергий – / там, где чайки стучат по утрам железными клювами». И тот же
масштаб – «космический».
Вот на каком фоне – об отце. И о себе
(стихотворение «Сон»): «Кто-то задул моё имя: / «ты больше здесь не
живёшь». Здесь – в этом доме, в этом городе, в этом географическом месте
земного шара? Или вообще – на этой земле?
Читая книгу, не можешь
отделаться от мысли, что вся она переполнена мировой тревогой, вся –
крик в защиту жизни. Иногда это принимает очертания эдакой космической
безысходности – немного в духе Бродского: «…всё это будет длиться, /
даже когда поменяется время местами / с пространством, из которого
ничего не родится».
К счастью, «постбродскизма», столь модного в
современной поэзии и, на мой взгляд, вредящего ей, в книге почти нет. У
Зубаревой своя интонация, преодолевающая все влияния. Вера Зубарева –
создатель и руководитель объединения русских писателей Америки «Орлита»,
редактор интернет-журнала «Гостиная». Она – профессор в одном из
университетов США, и это в свой черёд тоже на её поэзии сказывается.
Есть эдакий интеллектуальный шарм, создаваемый многочисленными
культурными реалиями, словечками и выражениями типа «полимерность»,
«нелинейный странник – мысль-Улисс» и даже «вихри небулярной материи».
Особенно запомнился дважды упомянутый осенний лист, свернувшийся подобно
ленте Мёбиуса. В одном из стихотворений она сама с иронией говорит о
компании, гуляющей по берегу моря: «Все речи были книжностью отмечены, /
усиливая скуку и разлад». Тем дороже для меня то, о чём я сказал в
начале статьи, – высокая простота.
В книге появляются
классические натурфилософские размышления. Вот стихотворение «К ракушке»
с пронзительным ощущением хрупкости жизни: «Перламутр убывает. / Мне –
моё. Бессмертное – морю». Вот прелестный жук: «И поле зренья занимает
жук, / чьё шумное сыпучее старанье, / должно быть, слышится / на много
миль вокруг». Привет от Заболоцкого! Впрочем, и от многих других поэтов.
Писать, находясь в поле поэтической традиции, и труд, и честь.
Илья РЕЙДЕРМАН Литературная Газета http://www.lgz.ru/article/17830/
|