… Даже не знаю, почему, но в этот раз я решила встретиться с Жанкой. В школе мы были не то, чтобы подругами, но одно время даже сидели за одной партой, а как-то были влюблены в одного мальчика, но он, естественно, выбрал меня. Обычно я стараюсь провести часы, оставшиеся до «Курского соловья» или ночного проходящего поезда южного направления с пользой. Но на этот раз мне не хотелось ни деловых встреч, ни даже ехать в Химки к дальним родственникам. Что же касается московских достопримечательностей, то, пожалуй, не покривлю душой, если скажу, что большую часть их уже видела. Причем, профессия журналиста позволяет бывать в таких местах, куда не всегда удаётся попасть среднестатистическому москвичу. Конечно, презентации, КВН-ы, концерты и т.п. открывают только одну, парадную, сторону столицы. Но и журналистам провинциальных изданий интересны в первую очередь не московские будни, а победы земляков (история же чаще пишет свои самые пышные страницы поближе к Кремлю).
К тому же, времени с учётом московских пробок оставалось разве что на встречу в кафе с … чуть опять не назвала Жанку подружкой.
В общем, невообразимый в час пик людской поток Метрополитена нёс меня на встречу с бывшей одноклассницей. Мы и в университете учились вместе, в нашем, курском, педагогическом, но на разных факультетах. Я – филолог, Жанна – математик-информатик. В промежутке между парами мы иногда сталкивались в коридоре, сплетничали на ходу. А как-то на мой День рождения Жанна принесла в университет большую светло-желтую розу и вручила мне её в раздевалке, когда мы собирались домой. И заодно поставила в известность, что не сможет вечером прийти ко мне в гости. (Я устраивала небольшую дружескую вечеринку). Вечером бутон сжался, а края лепестков потемнели. Газета не спасла их от морозов, на самый разгар которых обычно приходится мой День рождения. И как отчаянно я не пыталась реанимировать цветок в ванной, наутро лепестки все-таки осыпались.
Не знаю, почему я думала, поднимаясь по эскалатору, о розе…
 «УЖЕ НЕ МОДНО!» - неожиданно попались мои мысли в ловушку воздействия на массовое подсознание. Над надписью с баннера сокрушенно смотрела на меня блондинка в сарафане, склеенном из сигарет.
«Да я и не курю», - подумала я в ответ. И выбравшись, наконец, из гремящего метро на свободу на «Третьяковской», набрала номер Жанны.
«Я вас поздравляю. Вы позвонили лучшей девушке на свете. Если бы я был мужчиной, я бы ух!» - сообщил мне в режиме ожидания идиотский голос, мало похожий на Жаннин.
Поздравление, видимо, предназначалось звонившим мужского пола, хотя на счет лучшей девушки на свете… Жанна совсем не красавица, но проблема не в этом, а в том, что она всегда слишком чувствовала это, хотя и говорила о своих комплексах только в порывах откровенности, которые, впрочем, находили на неё не часто.
Впрочем, её грубые черты лица уравновешивают роскошные кудри лисьего цвета, в детстве – длинные, до самого пояса – особая гордость её мамы. Потом, когда окончив университет, Жанна пошла работать в школу и стала Жанной Михайловной, своё золотое богатство она собирала в скромный учительский хвост.  Но Жанной Михайловой она пробыла только два года, а потом варварски обрезала под «каре» свою красу и материнскую отраду и пошла на курсы крупье. Недолго проработав в местном казино, Жанна уехала в Москву, где вроде бы быстро сделала хорошую карьеру, о чем гордо, хотя и как-то обтекаемо, говорили её мама и старший брат.
- Привет, Марина, - сразу узнала мой номер бывшая одноклассница.
Встретиться договорились в уютном и почти всегда шумном кафе в торгово-развлекательном центре «Атриум» прямо напротив Курского вокзала через два часа. (« Закончу работу в восемь-девять» - вздохнула Жанна).
А пока, не мудрствуя лукаво, я отправилась в Третьяковскую галерею, где как раз проходила выставка работ Тулуза Лотрека. Афиши для «Мулен Руж» навеяли воспоминания о Париже, который годом раньше я увидела глазами туриста и привезла на память о нем туфельки с ремешками, переплетающимися на щиколотке и, конечно, целую сумку подарков и сувениров. Увидела в первый раз, но через пару недель мне предстояло ехать в командировку в Брюссель, и я уже нашла в Интернете информацию об очень удобном экспрессе, соединяющий обе столицы всего лишь двумя часами, умноженными на скорость.
И все это тоже каким-то образом было связано с моим желанием увидеть Жанну…
…  Она успела вернуть своим волосам достойную их длину и теперь её, появившуюся во вращающихся дверях, невозможно было не заметить и сидя за столиком «подальше от входа». Одежда Жанны – черная водолазка и бесформенные коричневые брюки - спорила с природной яркостью её волос и ещё больше оттеняла её и без того светлую кожу с задорными отметинами-веснушками.
Увидела меня издалека и Жанна, и, приземлившись за столик, опустила на его глянцевую поверхность длинные ярко-красные ногти, которые после посещения маникюрного  салона ещё не успел хотя бы мало-мальски испортить ни один внешний фактор.
- Выглядишь просто… - я хотела добавить что-то вроде «сногсшибательно», но вместо этого сказала. – И похудела.
За два года некогда плотная Жанна стала носить одежду размера на два меньше, чем раньше.
- Не надо! Я не худая! Я стройная, - почему-то обиделась Жанна, так, что я даже слегка растерялась и принялась оправдываться.
- Ну да, «худой» от слова «худо». Я и имела в виду «стройная».
- Стараюсь, - откинула волосы назад Жанна и стала торопливо расстегивать сумочку. Звонил мобильный.
- С подругой в баре, - кокетливо, но с мягким вызовом пропела она в телефон. – Какая разница, в каком?.. Нет, ты её не знаешь… Мне что, нельзя после работы посидеть с подругой в баре?..  Ладно, пока.
Подошла официантка.
Заказали «капуччино».
- Эмилио звонил, - поставила меня в известность Жанна. – Ревнует.
- Испанец?
- Кубинец.
- А-а… А где ты кубинца нашла?
- В Москве, Марин, кого хочешь, найдешь, - и выдержав интригующую паузу, добавила. – Сосед по лестничной площадке.
- А в Москве он что делает?
- Работает, - ответила она грустно.  И неожиданно добавила. – А по тебе сразу видно, что ты … - Марина выдержала ещё одну паузу… - не из Москвы.
- «Провинциалка» ты хотела сказать? – позабавило то, как Марина обошла это слово.
- Потому что ты на каблуках.
Каким образом на пути от входа к столику Марина успела заметить, какая на мне обувь (а на мне были те самые туфли с ремешками– память о Париже) для меня так и осталось загадкой. 
- А москвички обувают, что поудобнее. И одежду носят практичную и потемнее, потому что, когда постоянно ездишь на метро…
Фразу Жанна не окончила, но итак было понятно, что именно она имела в виду. Я хотела было возразить, что на каждый случай хороша разная одежда и обувь и что, конце-концов, совершенно не обязательно «быть из Москвы», что и сама Жанна, когда жила в нашем почти южном городе, отнюдь не прочь была щегольнуть в чем-нибудь ярком.
Но до «… соловья» оставалось всего ничего, и тратить полчаса на ненужный спор не хотелось.
- Где проводишь свободное время? – спросила я, чтобы как-то разрядить обстановку.
- Его у меня почти нет, - вернула Жанна своему голосу  обычный тон, ставивший окружающих в известность о том, что его обладательница всегда пребывает в прекрасном расположении духа. – Все никак не могу куда-нибудь вырваться...
Жанна рассказала, что из казино ей пришлось уйти из-за какого-то скандала, и теперь она работала где-то в бухгалтерии, пока на небольшую зарплату, которой едва хватает на то, чтобы снимать квартиру.
-Приходится на всем экономить, - вздохнула Жанна. – Но Эмилио обещал пригласить меня на Кубу.
Что-то в интонациях беззаботного Жаниного голоса останавливало от дальнейших расспросов о кубинце и его родине, и я поспешила заполнить возникшую неловкую паузу новым вопросом.
-А здесь, в Москве, где бываешь? Ну... в каких-то особенных местах, таких, которые стоит обязательно увидеть.
Говорить о Москве Жанне было, явно, приятнее, чем о Кубе.
-У меня в кинотеатре один знакомый работает… - увлеченно начала она.
- Кинотеатров у нас в Курске своих хватает, и 3D, и 5D… - не впечатлил  знакомый из кинотеатра. - Недавно ещё один построили с пятью кинозалами. Лучше о парках, дворцах расскажи, красивых московских уголках, как Царицыно.
- А вот в Царицыно я ещё не была, - нахмурилась Жанна. – Некогда… Как белка в колесе, на бешеной скорости. Ни остановиться, ни оглядеться.
- А зачем тогда в Москве жить, если даже не успеваешь её посмотреть и всю зарплату тратишь на квартиру? - отомстила я за туфли.
- Как зачем? – почти не обиделась Жанна и посмотрела на меня так, как взглянул бы альпинист с дублёной кожей на убежденного домоседа, обратившегося к нему с нелепым вопросом «зачем тебе высота и ветер?». – Само ощущение, когда смотришь в окно и видишь много-много других окон. И огней. И все это шумит. Как будто какой-то поток  разноцветных огней. И ты в этом потоке. Я живу на пятнадцатом этаже, и когда смотрю из окна на этот город и понимаю, что я уже москвичка…
Мысль снова оборвала официантка. Принесла кофе.
Рядом, на фоне декораций, изображавших уголок старинной Франции, начал концерт неизвестный, но очень красивый певец, а мимо непрерывным потоком шли люди. Многие были в темном.
Песни были о любви, и те, что на слуху, и те, которые я и Жанна слышали впервые, но раствориться в «Sous le ceil...» было некогда.
Москва наступала со всех сторон огнями, куда-то торопила.
Официантка принесла счет.
- А ты видела цветочные часы в Парке победы? - вспомнила вдруг Жанна.
- Нет.
- Как будешь следующий раз в Москве, я тебе обязательно покажу. Циферблат из цветов, и стрелки точное время показывают. Я сверяла!
Цифры на моем мобильном показывали, что до отправления поезда осталось двадцать минут. Пора было идти на вокзал.
-  А у нас в городе тоже ландшафтный дизайн появился. Павлины, ёжики… Давно домой не ездила?
- А что там делать? Мои ко мне сами приезжают.
Каблуки туфель из Парижа предательски стучали по московскому асфальту, выдавая во мне провинциалку. Жанна тихо шла рядом в каких-то шлепках, обильно украшенных нелепыми разноцветными «звездочками».
- На Черкизовском купила «на каждый день», - заметив, что я смотрю под ноги, стала оправдываться Жанна. – А так дома у меня стоят «на шпильке» за десять тысяч. Мама как посмотрела, говорит: «Тоненькая тесемочка, а так дорого». Но ты же понимаешь, классическая качественная обувь и стоит соответственно.
Жанна торопливо проводила меня до вагона и поспешила обратно к метро. А надвигающаяся ночь обещала снова захлестнуть её и других москвичей огнями и не смолкающим шумом никогда не спящего города.

Смотреть на цветочные часы я поехала без Жанны. Звонить ей больше почему-то не хотелось. Что-то подсказывало, что и она не обрадовалась бы моему звонку.
Поздняя осень металась под ногами последними пожухлыми листьями, грозила вот-вот просыпаться первым снегом.
Собственно говоря, я могла бы доехать до Парка Победы и двумя неделями раньше, когда возвращалась из Брюсселя (а заодно с пусть короткого, но, главное, свершившегося- таки свидания с Парижем!), но тяжелые сумки и позднее время суток звали на вокзал.
Теперь же мне не мешало ничего, кроме холода.
Вечерняя Москва мерцала, как Новогодняя ёлка. Кутузовский проспект, как огромная река с двухсторонним течением бесконечным потоком машин нес мимо огни и шум, а я вдруг подумала о том, что все-таки совершенно не знаю Москву. Ведь два раза была на Поклонной горе, и... «слона-то я и не приметил». Но что такое слон по сравнению с цветочными часами, занесенными в книгу рекордов Гиннеса как самые большие в мире цветочные часы? Но об этом я узнала из Интернета уже после встречи с Жанной, вбив в поисковик «Москва Парк Победы цветочные часы». Хотя ведь те оба раза были зимой, и это несколько оправдывало меня в собственных глазах...
Мобильник издал несколько отрывистых сигналов.  SMS-ка от... нет, уже не друга, но ещё не любимого... что-то между...
Короткое сообщение: «Привет, москвичка! Как там столица?»
«Москвичка» вызвало улыбку. «Почти любимый» ревновал к большому городу.  Городу с лицом-циферблатом. С детства Москва была для меня в первую очередь большими кремлевскими часами, возвещавшими с телеэкрана о смене лет.
Теперь очертания другого циферблата, уже почти стертые дождями и приближением зимы, смотрели на меня укоризненно.
Но храм Георгия Победоносца незакатным солнцем, увенчанным крестом, призывал забыть о том, что, как всегда, скоро отходит поезд, и вспомнить... и помнить...
Цветочные часы показывали Минуту Молчания...
… Шум метро, как обычно, накрыл с головой, заставив снова ощутить  себя ионом всего этого подмигиванья-клацанья огромного города…   Реклама наступала со всех сторон  улыбками, буквами, мобильными телефонами, алыми розочками, горами, стройматериалами, но, кажется, теперь я знала, почему Жанне так нравится растворяться во всем этом изо дня в день...  Я же просто спешила на поезд, запоздало сожалея, что забыла сверить часы…

…Итак, его звали Эрви… Просто Эрви… Короткое звучное имя, которое так ему подходило. В сущности, Эрви обыкновенный француз, хотя это словосочетание и  звучит примерно как «черный белый» или, наоборот, «белый черный». Впрочем, не важно…
Важно то, что «русские барышни любят французов», как сказал один из гидов, а потом ту же самую фразу (дословно) я услышала от другого гида, что подтверждает правильность высказывания первого.  И любовь эта взаимная. Лишним доказательством служило то, что Эрви уже был женат на русской девушке (и только что развелся с нею).
Это добавляло еще больше шарма обаятельному владельцу небольшого отеля в пригороде Парижа. О том, что Эрви разведен, наша группа туристов, состоявшая, как водится, процентов как минимум на восемьдесят из девушек и женщин, узнала  еще до того, как мы успели переступить порог отеля.
Несколько унылый вид француза, впрочем, довольно галантного и по-французски искрометного, его чуть грустная улыбка  убеждала нас в достоверности сказанного гидом.
Сама судьба, точнее, род занятий Эрви, велели ему жениться на русской туристке. Было бы странно, если бы кто-то из их нескончаемого потока не вскружил голову симпатичному невысокому брюнету и не надел (в смысле «надела») на его безымянный палец обручальное колечко.
Странным было то, что в настоящее время обаятельный француз остался в одиночестве и, по-видимому, в легкой прострации от него.
Впрочем, не нужно быть Кассандрой, чтобы предсказать, что однажды, когда у входа в маленький уютный отель снова раздастся русская речь какой там по счету туристической группы… Но это все математика. Важно то, что в какой-                                                                                                                                                                                                       нибудь N – ной группе окажется некая очаровательная N, и тогда…
Кто знает, может быть, это манящее – неизвестное, следующее за многоточием, произойдет уже совсем скоро…
А пока всех интересовало, почему русская туристка в конце-концов ушла от Эрви?
-Скорее, ее увели, - уверенно предположила одна из  самых красивых девушек  в группе, по-французски миниатюрная длинноволосая брюнетка с французским именем Полина.
Неожиданно прохладная, но ясная июльская ночь осталась за дверью отеля со всеми своими бесчисленными звездами, почему-то похожими над небом Франции на цветочки жасмина. И казалось, легкий жасминовый флер обволакивал все деревья и здания. Так, томной июльской прохладой с доминирующими жасминовыми нотками пахнет «Шанель № 5».
А может быть, это благоухали духи Полины. 
Мы уже успели поговорить о городах, о домоседах-друзьях и даже о несбывшихся мечтах в одном из многочисленных придорожных кафе. С дорожными попутчиками легко делиться сокровенным, вот так, с греческого салата и дымящегося капучино обретая приятную компанию на ближайшие несколько дней. 
За столиком мы оказались вчетвером, все приблизительно одного возраста и без обручальных колечек на безымянном пальчике, что как нельзя лучше сближает незнакомых девушек, обожающих путешествия.
А это обещало быть особенно приятным. Париж, Париж… От одного слова начинает кружиться голова. Пусть даже не кружиться в буквальном смысле слова, но, во всяком случае, состояние весьма близкое к тому, какое испытываешь, когда медленно и долго раскачиваешься на качелях или плывешь на речном кораблике.
«Я думала, я одна такая сумасшедшая…», - одобрительно обвела Оля взглядом столик и нас за ним своим темно-серым, почти черным маслиновым взглядом, подразумевая под «сумасшедшая» тот факт, кто каждая из нас путешествовала в гордом одиночестве.
Как не трудно догадаться, у всех нас только что осталась позади то, что высокопарно называется «несчастная любовь».   
Французы не случайно говорят, если хочешь о чем-то забыть, поезжай в Париж. Или о ком-то…
Едва ли найдется в мире более действенное средство излечиться от иллюзий и тут же обрести новые, пусть не имеющие ничего общего со старыми, но еще более безумные…
Встречи с прекрасными французскими принцами отнюдь не угрожали разбить нашу приятную компанию и отравить путешествие ссорами и женским соперничеством.
Скорее, наоборот, каждая выгодно подчеркивала изюминки другой. Зато все вчетвером, совершенно разного типа, но каждая по-своему привлекательна, как говорится, на любой вкус, смотрелись, по-моему, довольно эффектно.
Полина – жгучая брюнетка а- ля Эсмеральда. Лена – сама зеленоглазая экстравагантность с ярко-малиновой геометрической стрижкой. Оля – сероглазая красавица с густым ворохом непослушных ореховых кудряшек. И я – довольно симпатичная голубоглазая блондинка.
Как выяснилось, все трое, кроме меня, живут в Москве, а Полина и Лена даже в соседних домах на Чистых Прудах, но познакомились только в путешествии. 
У всех нас подходил к концу отпуск, и провести эти июльские деньки хотелось так, чтобы было о чем вспоминать дождливыми осенними вечерами.
Были в группы и еще две наших ровесницы, но одна из них, девушка с грубоватыми чертами лица по имени Алена, по нашему общему мнению, была слишком замкнутой и вообще малоинтересной (во всяком случае не для Эрви). Другую, высокую красивую, но, пожалуй, слишком серьезную жгучую брюнетку с восточным разрезом глаз и русским именем Маша лишала маневренности еще более строгая, бдительная мама. Однако её присутствие не помешало нашему водителю Здиславу положить на Марию глаз.
Поляку с невиннейшим васильковым взглядом было уже около тридцати пяти, но на первый взгляд казалось – не больше двадцати семи. Такой же безмятежной была и его улыбка, особенно, когда он фотографировал Машу…
«Париж! Это, правда, Париж!» Первая мысль, которая, как терпкое французское вино, ударяет в голову, когда в первый раз видишь панораму Парижа – кораблики, исчезающие под мостами на Сене, готические крыши…
Еще зимой я начала учить французский и, как мне, во всяком случае, казалось, весьма преуспела в этом своем начинании.
Но теперь поток незнакомых слов нахлынул лавинами со всех сторон и все, что мне оставалось – отчаянно хвататься за отдельные фразы. Впрочем, уже на следующий день я попыталась пообщаться с Эрви по-французски, вдохновленная убежденным ободрением Полины: «Истинный француз даже плохой французский предпочтет хорошему английскому».
Эрви, конечно же, был истинным французом.
- У тебя странный акцент, - улыбнулся он за ужином скорее доброжелательно, чем снисходительно. – Люблю, когда русские говорят по-французски.
Вечером, наслаждаясь чаем в холе отеля, мы наперебой делились с Эрви на русском, английском и французском впечатлениями от первого дня в Париже.
А их было столько, что непременно хотелось рассказать кому-то, как прекрасен  Париж. И неважно, что наш единственный слушатель знал это куда лучше нас.
Город-хамелеон. Город-химера.
У Парижа много лиц. То пожилой импозантный эгоцентрик, то изящнейшая леди с глазами Эдит Пиаф в черном платье от Коко Шанель. А вот та же красотка, но в цыганском наряде. Эсмеральда…
Париж встретил нас взглядом химер. Немного лукавым, чуть-чуть равнодушным, слегка надменным... Завораживающим. Или просто казался таким нам, приближающим с помощью zoom Нотр-дам-де-Пари... Старинное готическое здание, конечно, всех нас разом и каждого по отдельности поразило своим величием.
Химеры смотрят вдаль и видят прошлое. А ближе всего к далекому будущему, несомненно, Дефанс, или, как его еще называют «новый Париж». Как всякая красота вне стиля, вернее даже, вразрез с ним, Дефанс находит как ярых почитателей, так и ярых противников смеющих утверждать, что «новый Париж» это вроде как и не Париж вовсе.
 Париж непредсказуем, как женщина. Женщина. Француженка. То есть Женщина с большой буквы.
Впрочем, французские женщины нас разочаровали. «Все настоящие француженки на лето уезжают из Парижа», - останавливала Лена разочарованные взгляды на дамах в бесформенных серых шортах до колен.
«Мы красивее», - решила и Оля.
«Просто они умеют быть незаметными днем и шикарными по особым случаям», - загадочно, будто разгадав секрет, вскинула брови Полина.
… И все-таки нам посчастливилось увидеть одну роскошную мадмуазель вечером на Монмартре, когда мы спускались от Сакре-Кёр, попутно фотографируя одну из лучших панорам Парижа.
Ленивая вальяжная суета «Холма мучеников» помнит шаги Пикассо, Аполлинера, Модильяни… «Кто следующий в млечной веренице?», - спрашивает остывающий июльский день. Практически на всех ступеньках длинной лестницы  поджидают вечер туристы из разных стран.
А у подножия «холма» мы встретили её… девушку, которую сразу же представляешь с гитарой из-за длинных волнистых волос, светло-русых с золотинкой, точеного профиля с легкой «французской» горбинкой, чувственных губ, созданных, явно, для того, чтобы  проникновенно и беспечно одновременно петь по-французски.
- Смотрите, КАКАЯ француженка! – продолжила я недавний разговор о красоте французских женщин.
- Стильная девушка, - согласилась Полина.
Какая-то немыслимая соломенная с розовой ленточкой шляпка незнакомки странно до неподражаемого парижского лоска гармонировала с ярким полосатым ремнем на джинсах и заставляла звучать в унисон богемному изяществу серый топ.
  - Девчонки! Вы русские? – неожиданно подбежала к нам парижская красотка.
Француженка оказалась нашей соотечественницей.
- Две недели уже в Париже, соскучилась по русской речи, - быстро начала она  и тут же поспешила поделиться впечатлениями. – Пятый раз уже здесь – по обмену. Обязательно походите по бутикам. Как раз сезон распродаж. Вот шляпку только что купила…
Об этой встрече на Мормартре мы ничего не сказали Эрви, однако, словно чувствуя недосказанность, он, слушая наши рассказы, постоянно повторял, что русские женщины самые красивые.
А в ответ на расспросы о том, что стоит посмотреть непременно, а что «если останется время» пообещал, что следующим вечером сам покажет нам все самое интересное. При этом хозяин отеля категорически отказался взять плату хотя бы за бензин, и нам осталось только сожалеть, что ни одна из нас не додумалась захватить с собой русские сувениры.
…Следующее утро ослепляет нас расплавленным июльским солнцем и роскошью Версаля. А после обеда нас ждет круиз по Сене на речном кораблике под проникновенный голос Джо Досена. 
Париж, нестрого хмурясь, смотрится в Сену и обещает нам долгожданную в жизни каждой женщины встречу – встречу с Эйфелевой башней…
…Французы говорят: «Кто не был на Эйфелевой башне, тот не был в Париже», и как не согласишься с ними, когда ажурный металл уводит взгляд к солнцу.
Там, на высоте третьего уровня символа Парижа, я познакомилась с Полем,  Спецодежда француза указывала на то, что он работает охранником на Эйфелевой башне.
- Москва? – улыбнулся Поль.
- Курск.
Оказалось, что название древнего города, где я живу, хорошо знакомо Полю. Правда, ассоциируется оно у него не с древностью и «Словом о полку Игореве», а с Курской битвой.
Моего сносного «французского» и сносного «русского» Поля вполне хватило для того, чтобы беседа доставляла удовольствие нам обоим и даже для того, чтобы время, которое и без того в Париже летит быстрее, чем где бы то ни было, набрало совсем уж неслыханную скорость.
Когда я спустилась вниз, Эфелева башня, как волшебная новогодняя ёлка в предвкушении мистерии, зажигалась постепенно, беззаботно роняла сиренево-голубое сияние в вальяжную истому парижского вечера. В такт всеобщей беспечности озорно и празднично подмигивали маленькие Эйфелевы башенки в руках у торговцев сувенирами.   
Автобуса, конечно же, на прежнем месте уже не было. Можно было никуда не спешить, останавливать кнопкой на фотоаппарате мерцающие мгновения вырисовывающейся в сумерках красоты, а уже потом думать, как добираться до отеля. Но думать не пришлось…
- Поедешь в Польшу? –  возникла вдруг передо мной невиннейшая улыбка Здислава.
- Вы еще не уехали? – удивилась я.
По неписанному правилу «семеро одного не ждут» автобус давно должен был быть за пределами Парижа. Но логике вопреки, Здислав, отъехав немного, остановился и пешком вернулся меня искать.
- Мы думали, вдруг что-то случилось, - стал укоризненным васильковый взгляд поляка.
Мне было уже стыдно и без этого взгляда. «Если бы я знала, что вы меня ждете, то конечно…», - оправдывалась я в автобусе. Впрочем, мне легко простили недисциплинированность, когда Париж почти внезапно, как гирлянды на елке в Новогоднюю ночь, зажегся, замерцал, обещая нам четверым сумасшедшее завершение дня…
Но, когда мы вернулись в отель,  Эрви был уже изрядно пьян. О том, чтобы ехать с ним куда-то, не могло быть и речи. К нему приехал друг, афро- американец, и они распивали вино в баре отеля.
Глупо улыбаясь, Эрви предложил нам составить им компанию. Такая альтернатива ночному Парижу совсем не вдохновляла. Разочарованные, мы отправились спать, а снизу долго еще доносились чьи-то голоса…
Впрочем, мы еще не прощались с Парижем…
Следующим утром досадный эпизод казался всего лишь забавным, особенно по сравнению с Вечным. Или, если учесть, что ничто на земле не вечно, с Долговечным. С Искусством. То есть всё-таки с Вечным.
…Лабиринты красоты уводят из одного зала Лувра в другой, из века в век, заставляя Время терять власть над смотрящим на Красоту.  Вечность то утешает взглядом Мадонны, то завораживает улыбкой Моны-Лизы. Стоп, Время. Прошлое, будущее, настоящее – во взгляде Женщины по имени Мечта. А Мечту каждой Женщины зовут Риволи.
Риволи. Ри-во-ли-стук-каб-луч-ков.
А вечером - любуемся захватывающей панорамой Парижа с высоты Монпарнас. Здесь значительно меньше туристов, чем на Эйфелевой башне, хотя именно Монпарнас – самая высокая башня Парижа.
Когда мы вернулись в отель, Эрви сидел в холле на диване. Увидев нас, француз оживился, но почему-то взгляд его тут же стал  рассеянным. Все туристы уже разошлись по номерам, и только мы безуспешно пытались напомнить Эрви о его обещании. Почему-то хозяин отеля упорно не хотел понимать наших намеков и нервно оглядывался по сторонам.
Вскоре стала ясна и причина нервозности Эрви. На втором этаже стукнула дверь, и на лестнице появилась Алена. Вместо чего-то бесцветного, незапоминающегося, в чем мы видели её раньше, на ней было надето очень короткое обтягивающее белое платье, на котором ярко цвели маки.
Глаза Алены сияли. За каких-нибудь десять минут она преобразилась из серой мышки в соблазнительницу с грацией дикой кошки. 
- Извините, но я должен уйти, - бросил нам Эрви на прощанье и увлек за собой Алину.
Мы вышли на улицу. Автомобиль Эрви уже скрылся на манящем соблазнами Парижа горизонте. Вечерняя прохлада куталась в лёгкие летние чуть моросящие сумерки.
-Вот стерва! – негодовала Полина
- Что вы хотите, сегодня ведь тринадцатое… - вздохнула Оля.
- Но ведь не пятница, - возразила Лена, но это прозвучало бессмысленным и слабым утешением.
-И что он в ней нашел, чтобы вот так потерять голову! – продолжала Полина возмущаться вероломством соперницы. - Нет, я бы поняла, если бы он влюбился с первого взгляда в одну из нас…»
Мы полностью разделяли мнение Полины.
Конечно, стерва.
- Сest la viе, - вырвалось у меня вместе с вздохом разочарования.
От короткой фразы по-французски, как нельзя больше подходившей к случаю, сразу стало легко и весело. 
Ночной Париж расцветал вдали фейерверком. И вдруг совсем рядом из-за домов взметнулись ввысь разноцветные искры и, прорисовывая, как падающие звезды, след, исчезли не то в моросящем июльском небе, не то в густых высоких ивовых зарослях…