Вероника Тутенко
11.04.2011, 11:56




ВЕРОНИКА ТУТЕНКО

                                                  

      То ли взлётные полосы будоражат, сливаясь в полоски-нити мерцающих и зовущих в полет огней, то ли само состояние полёта, уже состоявшегося, уже ставшего основной составляющей земного бытия…

Парадокс…

Охотно с вами соглашусь, потому что именно там, на грани неожиданностей, странностей, на грани всего расходящегося с общепринятым ( и обще-приятным) и происходит то, невероятное, неподвластное канонам, законам и нормам.

Кстати, о парадоксах, чтобы быть более точной:

Парадо́кс (от .др.-греч. παράδοξος — неожиданный, странный от др.-греч. παρα-δοκέω — кажусь) — ситуация (высказывание, утверждение, суждение или вывод), которая может существовать в реальности, но не имеет логического объяснения.

В самом широком смысле под парадоксом понимают высказывание, которое расходится с общепринятым мнением и кажется нелогичным (зачастую лишь при поверхностном понимании)

   Но, ведь все эти законы( я имею в виду законы настоящие, не те, что выдуманы людьми) существуют абсолютно независимо от открытий и объяснений.

Да и стоит ли так усердно пытаться всё объяснить и подогнать под определение, присвоив порядковый номер и определив место на полочке, где пылится всё увиденное, услышанное и прочитанное, объясненное однажды…

Настоящему, как правило, нужна своя… не полочка, нет, свой причал, и, возможно, небо – как причал…

Достаточно только почувствовать, что « до Вечности – две капли синевы..» и принять на веру – априори.

Вероника Тутенко на Авторских страницах Diligans!

 

              *  *  *
До пропасти — две капли синевы.
На тучи не смотри. Не надо плача
и палача. Он сам без головы,
кого-то потерял и ищет, плача.

И пусть поток невыплаканных бед
уносит ветер. Пусть рассеет он их
над океаном... Где-то там, где нет
ни нас, ни палача, - среди пентоник.
 
Не призывай меня, не прогоняй,
а просто будь, чтоб для тебя была я.
Там, в океане, наш штормящий рай -
безбрежный, но от края и до края.

Вы с ней почти родные - Синь и Вы.
С тобой мы разминемся вряд ли... Вряд ли...
До Вечности — две капли синевы.
А до безумства капли хватит. Капли...

 

***

В подмосковном "грущу" рифмопадом
опадает с деревьев листва.
Только в прозе выходит нескладно,
чем душа и больна, и жива.

Но листва и не ждет оправданий...
Просто вниз... просто — в прах... наугад...
Незадачливость полупризнаний
не забыл Александровский сад...

И на бабочек листья похожи.
Жгуч букет на столе и живуч.
Нет тебя и родней, и дороже.
Ты опять среди туч... Среди туч...

Искушенность уже не поможет,
если кокон раскрылся в груди.
Только небо плаксивей и строже
в октябре...
...Да плевать на дожди!

...И на небо смотреть, как прилипнув,
сквозь прозрачность чужого окна.
...И уверовать вдруг, что и с ливнем,
и с морозом приходит весна...
...И разбить безысходность, как вазу,
о бездомность гостиничных стен,
чтоб взамен вазу новую сразу —
для цветов перемен.

 

         Кукла

 

Жду гостей и хлопаю ресницами.
Розовое платье. Кружева.
Ставлю чайник. Думаю. Не снится ли
мне, что я нарядна и жива?

А еще, как грустью дождь накрапывал
снилось. На двоих один был зонт.
А теперь на стеклах слезы-крапины
льдинками останутся вот -вот.

Да, отшелестела осень-грешница,
откружила, стерва, по лесам.
Только зонт (тебе уже не верится?)
ты тогда раскрыл над нами сам.

Небо - кружка. Днище. Купол. Трещина.
Кукла я. Не больно. Не жалей.
Я не настоящая. Не женщина.
... Мне уже не сделаешь больней.

 

***

Как школьница, сбежавшая с урока.
Дышать — не надышаться. Отдышаться.
Печали искупив сполна до срока,
свободу принимаю я за счастье.
А в памяти, как в старом кинозале,
прокручивает боль киномеханик.
И зло за кадром шепчет «опоздали»
(из прошлого ли, будущего?) странник.
И странно, что вчера еще — привычным.
И глухо, что вчера еще — до боли.
И глупо, что казалось безразличным.
И страшное — смешным и даже добрым.
Сегодня. И вчера — уже не завтра.
И пульсом «на край света», «на край света»...
И «хочется назад» - остывший завтрак.
И утро — в урну скомканным билетом
на поезд, на который опоздала.
Тот, что идет до вечного вокзала.
А впрочем,
часто
ходят
поезда
туда.
И никогда -
оттуда.

 

***

Июль, продрогший и обмякший,
застыл в дождливой тишине,
и лишь березовые кляксы
сомкнулись грустью в вышине.

И только кажется, дрожат то
оледеневшие слова.
Они велят брести куда-то
и притворяться, что жива.

Суть в том, что ты в плену созвучий.
Суть в том, что ты стихия сам.
То проплываешь мимо тучей,
то хлещешь градом по глазам.

То в семицветном воплощенье
звенишь в прохладной тишине,
как о тебе стихотворенье –
о солнце, рае и весне.

Мотив давно забытых сказок:
поэт, скиталец и герой
обуглил песней чей-то разум.
Душа рифмоточит тобой.

Когда-то пьяная гадалка
смешала дам и королей.
И ничего уже не жалко.
И только дождь сильней, сильней…

Теряя стыд, теряя гордость,
стою без кожи, без телес.
Стою. И будет мне укором
лишь Тот, Кто Умер и Воскрес.

Мелькают дни, мелькают лица,
а я по-прежнему живу.
А ты… Ты просто мне приснился.
Ты сон. Но больно наяву.

Всех тех, кто ближе и теплее,
подобно звёздному лучу,
мираж становится важнее.
А прочь – нет сил. И не хочу!

Как два бесплотности, друг к другу,
толкает эта сила нас.
Лошадкой загнанной по кругу
в который раз летит Пегас.

Хранитель мой, мой самый светлый,
и не любовник, и не друг,
к тебе берёза тянет ветви
по праву не-сплетённых рук.

И Слова ранящая сила
дрожит берёзовым листом.
Листок молчит о том, что было
вначале Слово, а потом…       

 

Сентябрьский блюз

 
В хитросплетения огней,
В сентябрь-  по трапу самолета.
И ощущение полета
В регтайме листьев и теней
продлить. И небо как  причал…
И соль диез, как осень, длится.
Так вырисовывает даль
еще не встреченные лица
надеждой. Блюз метаморфоз
как на картинах Сальвадора
Дали. И, кажется, пророс
огнями соль диез мажора
в регтайме осени Брюссель.
И вечер с привкусом корицы
и шоколада. Ночь. Отель.
Как будто длинные  ресницы,
иссиня  вздрагивая, лгут.
Скользя, рассыпалась дождинка,
И небо снова как приют,
как синь фантазий Метерлинка.
В  хитросплетениях огней -
кафе, цветочница у входа.
Слегка дождливая погода.
А в небе крылья – нет синей.
Как синей птицы странен нрав -
метаморфозы снов и были.
И, в сеть огней ее поймав,
вдруг вспомнить небо, где мы были
крылаты и совсем собой.
А высота всегда нетленна.   
И небо кажется водой.
А облака – морская пена.
Внизу причал-аэропорт
Опять пульсирует огнями.
И все предвидеть наперед,                                 
И вдохновляться городами,
И длить, и длить, как осень, соль
диез. Забыть, что осень – нота
и что над взлетной полосой –
крыло не птицы -  самолета.

 

***

Вечен, как кошка, египетский, душный…
- Жизней, их девять. Откуда усталость?
Платье надену. Покрой простодушный,
будто слегка  (листопад) разметалось,
просишься в мысли, скребешься в них киской,
я же – хозяюшка, блинчиков ворох
(а молочко ещё с вечера скисло)
вместо стихов… (отсырел, видно, порох).
Знаю, ты – мумия. Старше. Бессмертен.
Дождик на улице, пахнет снежочком.
Кот возвращается, если помечен
дом им.
- Входи.
Угощу пирожочком.

 

 Зимняя колыбельная

Снежинки- первеницы, лик
их многочислен, незапятнан.
Где белизна, там нет улик.
Её у снега не занять нам.
Он из груди самой Земли.
Он млечный, но теплее, ближе.
Снежинки – те же корабли,
когда в берложьем, крепком... Спи же.
Мы у зимы взаймы возьмём
те сны, что в стужу видят мишки…   
…Котёнок белым декабрём
пьёт молоко из белой миски…

 

Репортаж, черёмуха, сентябрь…

… взять будильник и - проще простого.
Просто встать и нажать выключатель,
просто на половину шестого
переставить стрелу-указатель,
и цветущая белая сила...
(«Да... Петровка... Автобус на восемь...
Приезжайте!») … зачем-то просила:
«Отмените, пожалуйста, осень».
Перепутав Успение с Пасхой,
на черемухе гроздья белели,
а старушка вздыхала с опаской
и крестилась, боясь: «Не к войне ли?»
«Будет засуха, - дочь возразила. -
Не к боям. Есть другая примета».
И огнем белоснежная сила -
к облакам, и сжигала в них лето...
...чтоб кораблики-звёздочки, лужи,
дождь- молитва, черёмуха — ладан... 
Внук смеялся: «Да это к тому же,
что Маркиза котят родила нам!».
Головами качали в Петровке:
«Аномально. Цвети в стороне-ка!»
Звали стрелки часов к остановке...
… Не будите до первого снега...

 

 

Женщина из бабушкиных сказок..

                                    Н.
Женщина из бабушкиных сказок,
грустная, с кошачьими глазами,
в голосе – сугробы, скрип салазок,
вербы, рушники под образами.
Белая ночнушка с кружевами,
взбитая подушка, книжка на ночь.
В памяти – «Хочу остаться с Вами».
Голос. Остальное – стерто напрочь.
Тени за окном маячат… тени…
Выше этажом играют гаммы…
Светом фонари врастают в стены,
тихо притворяясь маяками…

 

Река indigo

 … венозно-наркозное что-то, а кажется, дАр реки
Индиго… и жизни бильярдные (лунки и ша-ри-ки)…
и в этой фонарным пропитанной темени- душности
душА ждала то ли надрывности, то ли воздушности…
да, синего-синего… Ясно ж, из кожи и света мы.
И к старым друзьям я на чай прихожу за советами.
-Нигде не была, ведь жара, никуда и не хочется…
И даже по небу… А ты в Геленджик? (южна ночица!)
…да… я настоящая… стала взрослее и проще я…
хоть кто-то «пропащая» скажет, но кто-то – «хорошая»!
Ах, август, ах, страсти-мордасти, ах, горести – жутики!
А я о-ду-ван-ЧИ-КО-ВА. От меня – парашютики
из прошлого дымом, и нет меня.
                             Вертится - кружится
на южную чем-то (огнями!) похожая улица…

 

            Люминесцент

Немного шёлка. (Алый). Чувство меры,
и гранью - подоконник, фейерверк
за окнами огромными, как склеры
воздушных, в глубь земли смотрящих рек.

Их брызги рассыпаются, как летом
цветы в прохладном, в зелени. Уже
почти апрель, и мне смешно на этом
последнем, двадцать пятом этаже.

И ночь - зрачок, и есть другой такой же,
и черный, и всевидящий, как день.
И кто-то мне рукой стальной, бескожей
протянет  серебристое: "Надень!".

Одежда для (над крышами) полета.
Предзвёздно. Не услышишь даже ты.
И склеры рек, как окна звездолёта.
Да, фобия. Боязнь невысоты. 

Дороги паутинят фонарями
и фарами. К другой земле причаль.
Как фото, там повешу в черной раме
мою люминесцентную печаль.

Я бабочка. Мечта моя пыльцова,
узорчата -  сквозь воздух и стекло.
Нирвана, как и поле, василькова.
Там горы, водопады и светло...

И чёрный - бел, и мести метастазы,
как спрут, уходят болью в глубину,
и руки рек роняют с неба стразы
в две тысячи десятую весну...


                     Алиса

 

                   «Там луна. Она двулична.
                     Опять непонятная строчка,
                     что совсем не солнце я — луна.
                     Во сне бываю Алиса.
                     Для всех же Селена. Ха!
                     Я говорила, что мы Арлекины?»
                     Лена Гребенникова

Смотришься в зеркало... снишься... /ты снова Алиса/
… только не знаешь — кому. Но зачем наперёд
помнить, ведь месяц чеширских улыбчивых морд
март предъявляет твоё отраженье /улика/
грязным обрывкам уже прошлогодних снегов.
В счёт только первый, хоть сходит бесследно с асфальта,
тает, становится лужами, стынет, но жаль-то
нет, не зимы, а сбежавших ручьями катков.
Строки косыми дождями ложатся на лист.
Волосы тоже - дождём на тетрадь. Недотрога -
трудная роль, но другой не испросишь у Бога.
/Даже сомненья — вода, если разумом чист/.
Синим бутоном дробятся в повторах зеркал
первенцы неба. /Они для тебя, недотрожка/.
… Если есть кот, значит, есть и чеширская кошка...
Есть... где-то есть... просто кот её плохо искал...

 


               Le cygne

Разлукой окольцованы поэты.
Нависла никотином душность фраз.
Мне кольцами дымящей сигареты
пускаться в облака – не в первый раз
и мнить, что невесомость – те же крылья,
распахивая душу, как блокнот.
И даже не узор на крыльях – пыль я,
но дЫмке, как и бабочке, - полёт
и растворенье…
                           Ты уедешь скорым…,
кромсая расстоянья… 
                            (Потому
тебя ни мотыльком, ни белопёрым
в полёт наш не-пернатый не возьму)
… в размеренность… Покой разъерепенив,
ворвётся свора ангелов, трубя…
… я лишь одно из многих, многих звеньев
от медных труб до прежнего Тебя.


Об авторе:

 Живёт в Курске( Россия). Журналист, три книги (стихи и проза), публиковалась в российских и зарубежных изданиях. Последние годы собираю материал об узниках фашизма, сейчас заканчиваю роман о войне и сталинских лагерях. Координатор фестиваля имени Николая Мельникова "Яблоки в траве" и арт-проекта "Арт-клуб "Вечерние огни".

Авторская страничка на Стихи.ру:

http://www.stihi.ru/avtor/adelbel





 

Категория: Поэзия. Том II. | Добавил: diligans
Просмотров: 1010 | Загрузок: 0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]