19 апреля в 17.00 в здании Национального союза писателей Украины в рамках очередного заседания литературной студии «Писатель в интернет-пространстве» состоялась встреча с одесскими писателями, членами Южнорусского Союза Писателей и Одесской областной организации Конгресса литераторов Украины. Одесситы выступили перед киевлянами и презентовали Одесскую литературную антологию «Солнечное Сплетение», вышедшую в декабре прошлого года. Каждый желающий смог получить экземпляр антологии.

«ЗАПИСКИ НА БИЛЕТАХ»

(путевые заметки на маршруте Одесса-Киев-Одесса)

1.С чего начинается путешествие в другой город? С разбитых застоем, невзрачных железнодорожных подъездов к нему, со здания ли вокзала, с главной ли, культовой-центральной улицы? С чего в данном случае начинается – Киев? Наверное, все-таки, с оттягивающего плечи рюкзака, набитого книгами и черновиками, с ночного одесского вокзала, с плацкартного вагона, со своего законного platz-места в нем. Поезд вкрадчив и тих, он трогается по расписанию, но всегда как-то неожиданно, незаметно. Это все замечают. Момент начала движения неуловим, расплывчат – как желтый свет фонарей за нечистым стеклом, как лицо проводника – потом не узнаю его, не вспомню. Как отблески на подстаканнике, в котором принесут потом чай. Путешествие в Киев начинается с узнавания своих, одесских подъездных задворок – вот по мосту проехали над Черноморской дорогой, вот изъязвленный разрухой «Краян» (завод имени Январского восстания), вот станция Одесса-Малая, за ней – Одесса-Поездная, а потом уже ничего не разобрать в темноте – мы встукиваемся, въезжаем в полночь.

Проверены билеты, плещется чай в стакане рядом с походным бутербродом, белым застелены полки. Полки – как некая подготовка к вечности – не пугайтесь! – к моргу, к бесплодному лежанию на узком и неудобном, но кто задумывается об этом, когда – путешествие, когда столько нового, столько радостного впереди. Неистребим путевой оптимизм! Как бы не было, темно за окном, все равно его мрачный ночной квадрат притягивает, туманит – он разглядит, запомнит. Стук колес убаюкивает и будит одновременно. Не-спать-пать, не-спать-пать-пать… Что выхватишь взглядом – всё твое. Через час ночного пути делиться впечатлениями практически не с кем. Кто спит на своем platz’у, кто договаривает, допивает и доедает ушедший назад по колее день. Я смотрю в окно – самое мудрое бессмысленное занятие. Поезд пишет стихи:

            е-дим в ки-ев ки-ив ки-ив

            слы-шим го-лас ви-ив ви-ив

            па-па-дни-ми-ти

            па-па-пад-ни-ми-ти

Он не знает букв, и правил орфографии тоже. Только звуки знает, и ночь, и количество шпал от Одессы до Киева – назубок. Грамота у него своя, и всю ночь напролет я не сплю – пытаюсь сопоставить его букварь со своим, чтобы составить какой-никакой разговорник. Я ведь тоже выстукиваю – у меня есть сердце. И теперь пишу уже я:

            соснами воздух до блеска выметен

            обсидианового

            и чёртик лохматый

уцепился

за хвост состава…

Тот еще, от пушкинских бесов оставшийся, маленький черт. Он сойдет (слетит?) с крыши вагона глубокой ночью, перепрыгнув на парус фрегата – серого на фоне набухшей, созревшей тьмы, обрастающей клочьями тумана…

Утром я спрошу у проводника:

– Скажите пожалуйста, ночью остановка была. Стояли долго. Там был огромный дом … старинный… кружевной…

И он ответит мне буднично:

– Это здание вокзала. В Жмеринке. Кофе будете?

2.

 Утро. И вот они, отслужившие свою заутреню – сосны. Много-много. Как в сказке. Со сна ли, от неизменного ли восхищения всем хвойным, зеленым и вечным кажутся они много выше наших южных дерев – выше тополей и акаций, выше патриархов-платанов?

– Со-сна сосна со-сна сосна, – говорит мне «доброе утро» поезд. Я молча киваю ему – в такт движению – и снова прилипаю к окну. Пути осталось совсем немного, часа полтора, и до побудки нужно еще многое успеть увидеть: и россыпи веселых домишек, и некий водоем, синий-синий, как небо. Заметить на высоком стволе мохнатую рукодельную великанью шапку – гнездо аиста. А некоторое количество шпал спустя, на другом уже дереве и в другом гнезде – самого аиста, настоящего, не из песни Софии Ротару. Он сидит на гнезде ко мне в профиль, не шелохнувшись, он – египтянин.

До Киева – уже меньше часа. Заспанные, шатаются по вагону одесситы, киевляне и прочие временные в поезде поселенцы. Две белочки-проводницы снуют по плацкарте – разносят кофе и чай, будят все еще спящих, собирают белье. Распахнется крылом на секунду-другую простынка и сникнет, ловко перехваченная рукой. Буруны одеял и матрацы превращаются в скатки, и, ненужные уже боле, отправляются на самые высокие полки.

И за утренней суетой незамеченными остаются подъезды к столице – голые, неопознаваемые без листвы деревья, вереницы стен, стеночек и гаражных застенков отгораживающих – кого? – от железнодорожных путей. Невнятные пейзажики урбанистического толка кажутся бесконечными, и нетерпению нет конца, но – вот он, вокзал. Приехали.

– Выходим, граждане. Киев.

3. Столичный железнодорожный вокзал – дело для человека с некоторыми признаками пространственного кретинизма сложноватое. Он и – верхний, и – нижний, и поэтому немного Дантовский, со своими Флегетонами… . Одесский, конечно же, роднее и потому понятнее и меньше. Он не задерживает, не заставляет покружить по исполинским залам – он сразу направляет в город.

Пока мы ищем камеру хранения, вспоминаем векторы движения по киевскому вокзалу, трое бросаются  нам наперерез. Они растеряны и раздражены, но в глазах все же теплится еще надежда:

– Скажите, как отсюда выйти? – спрашивает один.

– Только не к «Макдональдсу»! – кричит другой.

Третий – молчит. Наверное, он понимает, что и в этот раз неизбежен – «Макдональдс».

– А куда вам надо? – спрашиваю я, как спрашивают все одесситы любого, кто обращается к ним с вопросом «как пройти-выйти-попасть», и, спохватившись вдруг, развожу руками:

– Я не знаю.

Ведь нам – к «Макдональдсу»…

4. Станция метро «Вокзальная» – новая отправная точка. Путешествие в путешествии. И снова поневоле вспомнишь Данте. Пока эскалатор бережет силу ног – еще успеют набегаться по столице до вечернего поезда – можно многое вспомнить, передумать о многом. Я беззастенчиво разглядываю лица проезжающих мимо меня – вверх. Мне можно – по праву приезжего, по праву собирателя нравов и отчасти – писателя. Разглядываю, с усмешкой думая о том, что стоило бы ввести в правила пользования метрополитеном еще одно: «Запрещается пристально разглядывать лица пассажиров противоположного эскалатора». Как-то так. Начальственные правила мне не очень удаются. И я жалею киевлян, которые каждое утро подвергаются пытке рассматривания – сколько таких, как я, ежедневно навещает столицу?

В Одессе тоже был когда-то эскалатор. Так как он был один, то можно даже написать – Эскалатор. Он был параллелен знаменитой Потемкинской лестнице. В прямом и переносном смысле. Каждый, кто уже сосчитал количество ступеней «восьмого-девятого» чуда света, налюбовался видами морского вокзала и порта, и вообще не спортсмен, с удовольствием экономил время и силы, возносясь на чуде техники прямо на Приморский бульвар с Приморской улицы – или, наоборот, с бала на корабль. Как на Потемкинской снимали бессмертный эйзенштейновский «Броненосец», так после событий 1991 года на одесском эскалаторе можно было бы снимать очередной кинематографический шедевр – о сдаче в небытие мечт о светлом социалистическом будущем. Вместо коляски можно было бы пустить по ступеням кравчучку – в небытие, вниз. Но эскалатор без советского строя долго не протянул. Поработал по инерции какое-то время, потом был остановлен рачителями и закрыт на ремонт, который – по сценарию 2000-х – превратился в разруху, а потом и вовсе, уже в эпоху «помаранцев», в нечто страшное и одесситами нелюбимое – в фуникулёр. Его, между прочим, переименовали в «фурункулёз» и стали избегать по возможности.

Киевляне – берегите эскалаторы! Это поначалу кажется, что их много…

И еще – киевский метрополитен пахнет Питером.

5.Летим в метро на «Золотые ворота». Киевляне отличаются от приезжих не только лицами – более сосредоточенными, более суровыми. Они практически не держатся в вагончиках метро за те самые поручни, за которые нервически хватаемся мы. Это я замечу и озвучу по одесской привычке на полвагончика уже вечером, по пути на вокзал, а пока мы качаемся, стоим поперек, а не вдоль движения – мы отвыкаем от поезда, привыкаем к стольному граду. В привычном приморском все проще.

«Золотые ворота» – неизменно – встречают уютом свободных скамеек и голубиного говорка. Не удержавшись, начинаю кормить птиц, и снова спохватываюсь (не дома же!) – однажды неосторожная стая киевских голубей летела за мной мелкими перебежками квартала четыре. Именно отсюда начинается наш однодневный забег – побег из Одессы? – по Киеву, с Владимирской. Мимо дома, где жил Васнецов, мимо дома, где жил Гашек, мимо дома, где жил Врубель. Настоящий Врубель! И у нас, в Одессе, жил. На Софиевской улице, дом 18.

Зеленеет куполами София в нежных голубых кружевах. Хмельницкий потрясает булавой – тоже зеленый. Мы бежим дальше, потому что времени мало, все расписано по часам. Но в Десятинном нельзя не остановиться. Сумерки «Ольжиного двора» зазывают, сбивают – с желанного пути. И передышка необходима – на ходу тяжело говорить, а сколько мыслей, сколько слов, и все хотят материализоваться. Тем более Андреевский рядом – там тоже будет не до разговоров.

В поисках киевского чуда, киевского духа невозможно не попасть на Андреевский. Освященный гением Булгакова, превратившийся в культ спуск – все-таки подъем. Чем ниже сходишь по булыжной мостовой, тем шире дышится, тем глубже западает в душу эта кривая улочка, уже изувеченная стрелами строительных кранов, дюралевыми заборами, снующими вверх и вниз иномарками, объявлениями «продам» и «сдается» на покосившихся, ветшающих домах. Заповедник духа русского, по крайней мере один из них – сдаем, как боевую позицию, врагу, сдаем монументальной разрухе, которая, как известно, «в головах»… В этот раз чуда не случилось – слишком ярко светило солнце, обнажая изможденный Андреевский, слишком яркими оказались воспоминания десятилетней давности – о нем же. Их уже не узнать – и Одессу, и Киев, бедные роскошные старые города…

И снова – в метро, и потом в погоню за ускользающими поворотами, коваными балконами, киевским модерном – по Ярославому Валу, по Рейтарской, по Олеся Гончара. К соратникам и друзьям – в библиотеку им. Шварцмана – чтобы зайти в один из залов и вздрогнуть, и почернеть лицом: здесь, вот на этом месте, Юрий Каплан подписывал мне членский билет Конгресса литераторов Украины, улыбаясь, широко, всей душой, как он один мог. Здесь, в этой библиотеке до сих пор светится все светом его улыбки. Я не плачу. Здесь нельзя.

И снова – на Вал. Чтобы замерло сердце возле того самого дома, на месте которого Сикорский – настоящий Сикорский! – испытывал свои модели. Я скажу так – кормил полетом своих механических птиц. Или даже так: жил свободой неба… Пусть он велик и всемирен, но в этот момент, когда я нажимаю на кнопку фотоаппарата, он мой. И делюсь Сикорским только тогда, когда мимо почти прошли, когда можно разглядеть этот дом обернувшись: здесь жил… Почему? Я не знаю.          

6.Мы бежим, бежим, бежим, влетаем на Крещатик… После Крещатика долго нельзя потом ходить – да простят меня одесские патриоты – на Дерибасовскую. После столичного размаха сталинского ампира, после невесомой тяжести всех этих – десяти? двенадцати? – этажей Дерибасовская такая «маленькая… и по три». Скромной ее не назовешь – город южный, но и на величественность не потянет. Двух-трехэтажная, приземистая, крепенькая, в пять одесских кварталов, а они, в свою очередь, в два-три дома, а те и вовсе в пятнадцать-семнадцать осей, то есть окон. Нашу, одесскую, Пушкинскую я люблю больше…

Нагруженные книгами, заблаговременно изъятыми из камеры хранения, поднимаемся по Городецкого. Ближе к театру замечаем милиционера – он отмечает сначала сумку, а потом уже нас. Остановит? Не остановит? С грузом, больше напоминающим террористический, чем книжный, медленно шествуем мимо, поднимаемся мимо Дома с химерами по лестничке. Тяжело. Отдыхаем. Милиционер поднимается вслед за нами. Какие мы террористы? Поэты…

7. И, собственно, Банковая, 2. Внешне особняк не поражает изысками, но внутри он уютен, и – несмотря на помпезность отделки зданий такого типа, мил. С собственным привидением. Глубокий зеленый успокаивает, лестница уводит наверх, в зал, который на три часа – наш. Выступать в чужом городе, без родных лиц и родных стен – волнуемся ли? переживаем? Так устали, что на это сил уже нет. Только голос бы не подвел, только бы голос – потому что есть такое стихи, как не верно поставленный голос души? В зале несколько лиц знакомых – вживую и виртуально, но незнакомых все-таки больше. Все ли они превратятся в слух, когда наши начнут читать? Многие.

Я сижу в зале, слушаю одесситов, приехавших выступать в Киев – Сережу Нежинского, Алену Щербакову, Аню Стреминскую, Владу Ильинскую, Полину Тараненко, Викторию Колтунову, Сережу Главацкого, и понимаю, что ими – горжусь. Что они тоже – настоящие! Что все вместе собранные в этом месте и времени они со-творяют событие. Как сказал бы Андрей Битов, «происходят»…

Нет, жизнь не в том, чтобы увидеть как можно больше музеев и чучел, городов и улиц, рук и лиц. Жизнь в том, чтобы произойти – в дебрях чужих судеб, чтобы отозваться  в глубинах других сердец, чтобы остаться – словом. Я хочу верить в то, что мои одесситы – останутся. Что уже – остались. Не ругайте меня за патетику, просто я люблю их, и в них – верю.

8. После выступления вечер превращается в блиц – лиц, рукопожатий, слов, номеров телефонов, e-mail’ов. Мы снова летим, уже в окружении киевлян – к вокзалу, к вокзалу. С тортом и цветами – так трогательно, так славно. Пятеро наших едут обратно, трое – остаются. Я завидую им, я хочу еще Киева, я хочу здесь – остаться… Снова кто-то не-местный спрашивает у нас, как проехать куда-то.

– Да мы сами такие же, – отвечаю. Подходим к метро. Все-таки Дантового в нем больше, чем всего остального, классики правы.

Путешествие – на выдохе, на исходе. Маленький хвостик его мы крепко проспим. И во сне уже промелькнет мимо и жмеринский фрегат, и блистающий подстаканник, и призраки, призраки, призраки Киева, которых мы и привезем с собой – в Одессу.

Евгения Красноярова

А здесь можно увидеть фотографии

http://vkontakte.ru/album-25632039_131506946