| 18.03.2011, 11:50 | |||
 Яблоко, надкушенное Евой, Брошенное на лужайке рая, У корней покинутого древа Долго пролежало, загнивая. Звери, убоявшись Божья гнева, Страшный плод не трогали, не ели, Не клевали птицы и не пели Возле кущ, где соблазнилась Ева. И Творец обиженный покинул Сад цветущий молодого рая И пески горячие раскинул Вкруг него от края и до края. Опустился зной старозаветный И спалил цветы, деревья, кущи, Но оставил плод едва заметный, Яблоко, что проклял Всемогущий. И пески тогда его накрыли… ПАМЯТИ СКРЯБИНА Начало жизни было - звук. Спираль во мгле гудела, пела, Торжественный сужая круг, Пока ядро не затвердело. И всё оцепенело вдруг, Но в жилах недр, в глубинах тела Звук воплотился в сердца стук, И в пульс, и в ритм Вселенной целой. И стала сердцевиной твердь, Цветущей, грубой плотью звука. И стала музыка порукой Того, что мы вернёмся в смерть. Что нас умчат спирали звенья Обратно в звук, в развоплощенье. * * * Сыплет звёзды август холодеющий, Небеса студёны, ночи - сини. Лунный пламень, млеющий, негреющий, Проплывает облаком в пустыне. О, моя любовь незавершённая, В сердце холодеющая нежность! Для кого душа моя зажжённая Падает звездою в безнадежность? ВЕНОК СОНЕТОВ (1954) (Фрагменты) Ключ Рождённая на стыке двух веков, Крещённая в предгрозовой купели, Лечу стрелою, пущенною к цели, Над заревом пожаров и костров. За мною мир в развалинах суров. За мной кружат, вздымая прах, метели, И новый век встаёт из колыбели, Из пепелища истин и основ. Ещё не убран в ризы, не украшен, Младенчески невинен и жесток, И дик, и наг, и наготою страшен, Он расправляет крылья на восток. Лечу за ним, лечу, как семя бури, Плодотворить грядущего лазури. VII И новый век встаёт из колыбели. Его встречает вой и шабаш вьюг, И вихри туч, над ним смыкая круг, Как в дьявольской несутся карусели. Мне страшен пир космических веселий, Случайный гость, я прячу свой испуг, Когда мне чашу новогодних зелий С улыбкою протягивает друг. Властитель помыслов и снов девичьих, Околдовавший молодость мою! Тебя всегда, везде я узнаю, Под маскою любой, в любом обличье. Теперь, как Феникс, ты восстать готов Из пепелища истин и основ. XI И дик, и наг, и наготою страшен, Под новым знаменем шагает век. Идёт с ним в ногу новый человек, Идут за ним сыны и внуки наши. В тылу не счесть ни пленных, ни калек, Ни тех, кто в страхе наспех перекрашен В защитный цвет и для кого навек Чадящий факел прошлого угашен. И всех, и всё с дорог своих сметёт Напор судьбы, подобный урагану. А гений времени летит вперёд, Провозглашая новую осанну. Его полёт бесстрашен и высок. Он расправляет крылья на восток. XII Он расправляет крылья на восток, Туда, где омывают океаны Легендами овеянные страны, Там расцветает огненный цветок. Его лучей животворящий ток Пронзает мрак и золотит туманы. Как в сказке, там живой воды исток Смертельные залечивает раны. Там мудрость правит. Там равно и щедро Благами жизни все наделены. Там в явь живую воплотились сны, Там сева ждут алкающие недра, И новый сеятель летит в лазури, Лечу за ним, лечу, как семя бури. XIII Лечу за ним, лечу, как семя бури, Вплетаю голос в громовой хорал! Так флейты звук, возникший в увертюре, С победой труб врывается в финал. Так силы первобытные в натуре Противоречат тем, кто их сковал, Кто все ходы, как в шахматной фигуре, С расчетом шахматиста сочетал. Напрасный труд. Ломая все преграды, Гармонии взрывая тишь и гладь, - Неукротимым силам в жизни надо Рождать и рушить, жечь и созидать, И вновь лететь вперед на крыльях фурий, Плодотворить грядущего лазури. XIV Плодотворить грядущего лазури В полете дней от века суждено Нам, спутникам грозы, питомцам бури, Нам мирных дней судьбою не дано. Не нам забавы муз, напевы гурий, Дионисийских праздников вино, И не для нас трепещет на амуре Крыло, огнем любви опалено. Мы вдохновений трудных и суровых Возжаждали. Нам утоленья нет В бесцельной смене радостей и бед. Не виноградных, нет, и не лавровых, - Терновых удостоены венков Рожденные на стыке двух веков. * * * Торжественна и тяжела Плита, придавившая плоско Могилу твою, а была Обещана сердцу берёзка. К ней, к вечно зелёной вдали Шли в ногу мы долго и дружно, - Ты помнишь? И вот - не дошли. Но плакать об этом не нужно. Ведь жизнь мудрена, и труды Предвижу немалые внукам: Распутать и наши следы В хождениях вечных по мукам. * * * И мне горит звезда в пустынном мире, И мне грозит стрела на бранном поле, И мне готов венок на каждом пире, И мне вскипает горечь в каждой боли. Не затеряешь, смерть, меня вовеки! Я - эхо, брошенное с гор в долины. Да повторюсь я в каждом человеке, Как новый взлёт волны, всегда единой. * * * О, как согласно ещё пылает Твой свет закатный, мой свет восходный! А ночь разлуку нам возвещает, Звездой бессонной, звездой походной. Прощай, любимый, прощай, единый! Уж гаснет пламень роскошно-праздный, В лицо повеял мне ветр пустынный, И путь нам разный, и посох разный. *** СОН Взревел гудок, как символ дальних странствий, Взмахнул платок, как символ всех разлук. И сон в закономерном постоянстве Видений разворачивает круг. На палубе большого парохода Себя я вижу. Предо мною - мир, И за кормой - не океана воды, А в синеве струящийся эфир. Рука бесплотная, предохраняя, На плечи мне легла. Да, это он, Астральный друг, которого ждала я, Тоскуя с незапамятных времён! Как символ человеческих объятий, Его прикосновенье за спиной. И в радугу вплывает он со мной, Как в гавань света, в лоно благодати. * * * Утратила я в смене дней Мою простую радость жизни, И прихоти души моей, Всё безотрадней, всё капризней. Как помнить ваш певучий зов, О лёгкой жизни впечатленья, Бесцельной радости кипенье, Очарованье пустяков! Я их забыла. Труден путь. Мой груз мне душу тяжко давит, И мысль, мешая отдохнуть, Моею жизнью ныне правит. И тяжким шагом, не спеша, Как труженик в толпе блаженной, Проходит с ношею священной Загромождённая душа. * * * Не с теми я, кто жизнь встречает, Как равную своей мечте, Кто в достиженьях замедляет Разбег к заоблачной черте, Кто видит в мире только вещи, Кто не провидит через них Предчувствий тягостных своих Смысл и печальный, и зловещий. Но чужды мне и те, что в мире Как стран заоблачных гонцы. Мне не по силам их венцы И золото на их порфире. Иду одна по бездорожью, Томясь, предчувствуя, грустя. Иду, бреду в селенье божье, Его заблудшее дитя... *** Маме моейСердцу каждому внятен 1913
Когда архангела труба
1914г
Над дымным храпом рысака 1915 Ах, мир огромен в сумерках
весной! *** Сыплет звезды август холодеющий, *** Мороз затуманил широкие окна, *** А. Н. Толстому
Весна 1916 Амур откормленный, любви гонец крылатый! ***
Так суждено преданьем, чтобы *** Фаусту прикидывался пуделем, ***
Такое яблоко в саду ***
В ОСАДЕ Памяти Марины Цветаевой
***
ИЗ КНИГИ "
ОТ ЛУКАВОГО" Не окрылить крылом плеча мне правого, Когда на левом волочу грехи. О, Господи, — я знаю, от лукавого И голод мой, и жажда, и стихи. Не ангелом-хранителем хранима я, — Мечта-кликуша за руку ведёт, И купина Твоя неопалимая Не для меня пылает и цветёт. Кто говорил об упоеньи вымысла? Благословлял поэзии дары? Ах, ни одна душа ещё не вынесла Бесследно этой дьявольской игры! 8 декабря 1921. Мюнстер * * * Рвануло грудь, и подхватила, Запела гулкая свирель. Я видела, как уронила Былые руки на постель. Я видела, как муж, рыдая, Сжал тело мёртвое моё. И всё качнулось, в свете тая. Так вот оно — небытиё! Вздохнуть хотела бы — нет дыхания, Взглянуть хотела бы — забыла взор. Как шумы вод — земли восклицания, Как эхо гонятся вслед рыдания, Костяшки слов, панихиды хор. И вопль, как нож: ах, что же это! Вопль без ответа, Далёко где-то. И вот по воздуху по синему — Спираль, развернутая в линию, Я льюсь, я ширюсь, я звеню Навстречу гулкому огню. Меня качают звоны, гуды, И музыки громόвой груды Встречают радостной грозой Новорождённый голос мой. <1920 или 1921> * * * С севера — болота и леса, С юга — степи, с запада — Карпаты, Тусклая над морем полоса — Балтики зловещие закаты. А с востока — дали, дали, дали, Зори, ветер, песни, облака, Золото и сосны на Урале, И руды железная река. Ходят в реках рыбы-исполины, Рыщут в пущах злые кабаны, Стонет в поле голос лебединый, Дикий голос воли и весны. Зреет в небе, зреет, словно колос, Узкая, медовая луна… Помнит сердце, помнит! Укололось Памятью на вечны времена. Видно, не забыть уж мне до гроба Этого хмельного пития, Что испили мы с тобою оба, Родина моя! Декабрь 1920. Париж * * * Над жизнью маленькой, нехитрой, незаметной Качала нежность лебединое крыло. Ты стала матерью, женой старозаветной… Из тёплой горницы сквозь ясное стекло Следишь испуганно за тучей грозовою, Ползущей медленно и верно, как судьба. Ты молишь: — Господи, невинны пред Тобою Младенец мой, и муж, и я, твоя раба, — Спаси и сохрани нас ласковое чудо!.. Но чудо близится в стенаниях, в огне, И гневный серафим спускается оттуда, Неся два пламени, как крылья на спине. На домике твоём убогую солому Зажёг он, пролетев, и голос из огня, Подобно музыке и медленному грому, Воззвал: «Идите все погибнуть за Меня!» И встал огонь и дым свечою многоцветной Над жизнью маленькой, нехитрой, незаметной. Прими же, Господи, и этот бедный дым С великим милосердием Твоим! Январь 1921. Париж * * * Не голубые голуби Спускаются на проруби Второго Иордана, — Слетает вниз метелица, Колючим вихрем стелется, Свивает венчик льдяный. И рамена Крестителя Доспехами воителя — Не мехом сжаты ныне. Горит звезда железная, Пятиугольной бездною, Разверстою пустыней. Над голой кожей зябкою Лишь ворон чёрной тряпкою Взмахнет и отлетает. Новокрещён морозами, Дрожит младенчик розовый, Дрожит и замерзает. Берлин, ноябрь 1921 * * * И всё ж!.. Приплыв к иному берегу, Как молодость забыть, друзья? Над садом лунную истерику И вдохновенье соловья. Ещё не жизнь, — а томный зуд, Еще не полное цветение, Когда все нервы в знойный жгут Скрутило девичье томление. Но песнь любви, что наизусть Все пели, — слушаю, как новую. Ах, в свой черед, пусть каждый, пусть Упьется — тысячевековою! 11 декабря 1921. Мюнстер * * * Засыпаю рано, как дети, Просыпаюсь с первыми птицами, И стихи пишу на рассвете, И в тетрадь, между страницами, Как закладку красного шёлка, Я кладу виноградный лист. Разгорается золотом щёлка Между ставнями. Белый батист Занавески ветер колышет, Словно утро в окно моё дышит Благовоньем долин И о новой заре лепечет. Встать. Холодной воды кувшин Опрокинуть на сонные плечи, Чтобы утра весёлый озноб Залил светом ночные трещинки. А потом так запеть, — чтобы песни потоп Всех дроздов затопил в орешнике! Январь 1922 * * * Яблоко, протянутое Еве, Было вкуса — меди, соли, жёлчи, Запаха — земли и диких плевел. Цвета — бузины и ягод волчьих. Яд слюною пенной и зловонной Рот обжёг праматери, и новью Побежал по жилам воспалённым, И в обиде Божьей назван — кровью. Июль 1921. Камб * * * День прошёл, да мало толку! Потушили в зале ёлку. Спит забытый на верхушке Ангел, бледный от луны. Золотой орешек с ёлки Положу я под подушку, — Будут радостные сны. В час урочный скрипнет дверца, — Это сон войдет и ляжет К изголовью моему. — Спи, мой ангел, — тихо скажет. Золотой орешек-сердце Положу на грудь ему. * * * Босоногий мальчик смуглый Топчет светлый виноград. Сок стекает в жёлоб круглый. В тёмных бочках бродит яд. Наклонись-ка! Не отрада ль Слышать ухом жаркий гул, Словно лавы виноградарь С кислой пеной зачерпнул! Над сараем зной и мухи. Пусть. Ведь сказано давно: Были дни и ночи сухи — Будет доброе вино. Камб. Ванданж. 23 сентября 1921 * * * Звенел росою юный стих мой И музыкой в семнадцать лет. Неприхотлив и прост поэт, Воспламененный первой рифмой. Но лишь хореи золотые Взнуздали жизнь, — она мертва! Окаменев, лежат слова, Всем грузом плоти налитые. И всё бессильнее закреп Над зыбью духа непослушной. О слово, неподвижный склеп, Тебе ль хранить огонь воздушный! Март 1919. Одесса * * * Когда подругою небесной Зовет меня влюбленный друг, — Какою бурею телесной Ему ответствует мой дух. Какою ревностью горячей Душа к земле пригвождена! Не называй меня иначе, — Я только смертная жена. Я знаю пыльные дороги, На милой коже тлен и тень, И каждый пёстрый и убогий Закату обречённый день, И все блаженные юродства Неутоляющей любви, Когда два духа ищут сходства В одной судьбе, в одной крови. Благословим светло и просто Земное, горькое вино, Пока иным в тиши погоста Нам причаститься не дано. Февраль 1918. Москва * * * Высокомерная молодость, Я о тебе не жалею! Полное пены и холода Сердце беречь для кого? Близится полдень мой с грозами, Весь в плодоносном цветении. Вижу, — с блаженными розами Колос и тёрн перевит. Пусть, не одною усладою — Убылью, горечью тления, Смертною тянет прохладою Из расцветающих недр, — Радуйся, к жертве готовое, На остриё вознесённое, Зрей и цвети, исступлённое Сердце, и падай, как плод! 7 декабря 1917. Москва * * * Мысли умницы, Благоразумницы, А тело брезгливое, А сердце несчастливое, — Вот она — судьба неторопливая, Как избавиться? Взять бы да расправиться С красотой лукавою С тихой павою, Позабавить себя новою забавою! Кланялась гулящим, Людям пропащим — Примите изменницу, Развяжите пленницу, Угостите зельем и меня смиренницу! Крикнули: — Монашка, С такими-то тяжко. Проходи, не спрашивай, Знай себе докашивай Злую лебеду, — С нами соберешь её в аду! 1918. Москва * * * Грехи — поводыри слепых, А я — недвижная, но зрячая, И не туманит кровь горячая Раздумий медленных моих. Что делать тем, кто тишь на дне Хранит, как влагу первородную, Для грубой нивы непригодную, Кого баюкают во сне Не руки душные любовника, А дикая звезда Арктур, Чей рот для поцелуя хмур И горче ягоды терновника! Прости, что я тебе жена, Что расплескала, нерадивая, Усладу, не испив до дна Что жизнь моя неторопливая Просторна слишком для любви... Забудь, не мучай, не зови! Январь 1918. Москва P.S. Наталья Васильевна Крандиевская-Толстая всю жизнь прожила в « тени славы» своего мужа – Алексея Николаевича Толстого. За его томами не было видно её скромных сборников стихотворений, которые получили высочайшую оценку у Бунина, Блока, Софьи Парнок. При жизни ее вышло три сборника стихотворений: "Стихотворения" (1913), "Стихотворения" (Одесса, 1919) и "От лукавого" (Берлин) Читайте в разделе "Остановки Diligans": "В тени собрания сочинений..." http://diligans.ucoz.ru/load/janvarskaja_ostanovka/8-1-0-73 | |||
| Категория: Серебряное Слово | | |||
| Просмотров: 3868 | Загрузок: 0 | |||
| Всего комментариев: 0 | |