Н.Б.

Опять весна. Сырая полоса
Ныряющей то вниз, то вверх дороги.
Дурною бесконечностью леса,
У горизонта впившись в небеса,
Всё тянутся, как серые остроги.

Вползает в гору мой автомобиль,
Он стар, его года не есть богатство,
Он с жалким хрипом просится в утиль,
А до жилья ещё с полсотни миль –
И глохнет, предавая наше братство.

Его мотор не выдержал, а мой,
Стуча в груди, к тебе всё так же рвётся,
И вслед за надвигающейся тьмой
Неслышно выступает призрак Той,
С которой тоже встретиться придётся.

С той женщиной, но только не сейчас,
Хоть неизбежность встречи очевидна,
Ещё не израсходован запас,
И, кажется, далёк ещё тот час,
Когда мотор в груди собъётся с ритма.

Здесь за сто вёрст ни дыма, ни огня,
Крадётся вязкий мрак на лапах волчьих,
Но женщина одна хранит меня
От той, что спину взглядом леденя,
От левого плеча уйти не хочет.

Но только ей меня не одолеть,
Ладонь с плеча под взглядом убирая,
Бесславно уменьшается на треть
И исчезает та, чьё имя смерть,
Когда глядит в её глаза Другая,

Чей фотоснимок справа на стекле
Уводит прочь бессмысленные тени
И не даёт сомкнуться липкой мгле,
Уверенно по стынущей земле
Очерчивая взглядом круг спасенья.

И я всегда черчу такой же круг
Вокруг тебя, как в гоголевском "Вие",
Когда кривым шипом ползёт испуг
Под сердце, а в висках стучит:"А вдруг?"
И недоступны способы иные.

А что ещё? Языческий обряд,
Когда все звуки глушит расстоянье,
Единственный, не знающий преград,
Разматывает сотни мегаватт
На все меридианы мирозданья.

    Деревенское

                                                        Н.Б.

Мы поселимся в деревне,
В глубине страны печальной,
Отгородимся от мира бездорожьем и водой.
Мы развесим на деревьях
Флаг лоскутно-одеяльный
И бездомного котёнка пустим жить к себе домой.

Нам на завтрак и на ужин
Станут добрые пейзане
Приносить в своих кошёлках молоко и тёплый хлеб.
Только всё, что будет нужно,
Мы дадим друг другу сами,
А бездомного котёнка назовём по-русски Глеб.

Мы в реке поймаем рыбу
И отпустим без награды,
И она блеснёт на солнце золотистым плавником.
Попросить её смогли бы,
Только много нам не надо,
А любимого котёнка мы накормим молоком.

Мы с тобой намесим глины
И на кухне печку сложим,
Мы научимся поленья с первой спички разжигать.
Мы с тобой две половины
В одно целое умножим,
А пушистого котёнка пустим спать к себе в кровать.

Будем ждать прихода ночи
Мы сильней всего на свете
И жалеть под утро будем, что она так коротка.
И любить друг друга очень
Будем мы до самой смерти,
И однажды рано утром нас не станет... А пока

Мы поселимся в деревне,
В глубине страны печальной...

*  *  *

   Обитатели разных приделов одной земли,
    разделяет нас океан солонее слёз,
    если б рыбы летучие вдруг долететь смогли
    до грачиных пашен, до веток курских берёз,

    то в предсмертный миг они б открывали рот,
    плавником-крылом шевеля в горячей пыли,   
    в безвоздушном пространстве сухих российских болот,
    в бесприютной тоске иного придела земли.

    Соловей бы им пел и была б его песнь проста.
    местный житель из тех бы рыб приготовил суп,
    удивляясь, скорей, не вкусу, но форме хвоста,
    голубым зубам в изломе печальных губ.

    Завершает круг рыба в небе. Благая весть!
    Тут от века не знали люди таких чудес,
    что летучие рыбы за морем далёким есть,
    что их родина поле ржаное и русский лес.

    Мир не тесен! Увы! За полвека устал зрачок
    расширять пространство, пытаясь взглянуть за край,
    догорает печь, отпевает наш век сверчок,
    горизонт застилает дым и далёко звучит "Встречай!"

И шаг за шагом в прошлое иду..

Цветы осенние печальны и нежны,
В вас невесома горечь аромата,
Вас продают всё там же, как когда-то,
И как когда-то вы сейчас нужны.

Я заплачу, и вас мне отдадут,
Пленённых целлофановой вуалью,
Москва качнётся улицей, печалью,
Вокзалом, домом, где теперь живут

Другие люди, им и невдомёк,
Что тот же скрип дубового паркета
Встречал нас вечерами… быль ль это
Иль не было, струится как песок
Сквозь пальцы время.

И шаг за шагом в прошлое иду.
Вот старый парк у здания больницы,
Кинотеатр, афиши, те же лица,
Два кресла в девятнадцатом ряду.

И не было всех этих странных лет,
Сквозь Пресню и до площади Восстанья
По стынущей Москве воспоминанья,
Здесь были мы, но только жёлтый свет…

В руках букет для девочки оттуда,
Откуда ничему возврата нет.

Проезжая по родине

Мы проезжали мимо, мимо
Забытых Богом деревень,
Звездой падучею гонимы...
Который час, который день,
Который век, тысячелетье,
Ты видишь сам, ты видишь сам,
Вокруг застыло лихолетье,
Закрой глаза, не верь глазам.
В такси протопленном без меры,
Гляди, гляди сквозь снегопад,
Ищи любви, надежды, веры,
Ищи хоть что-нибудь, мой взгляд.
Деревья, лица, всё мелькает,
Но ты смотри поверх голов,
Как птицы чёрные слетают
С обитых цинком куполов.
Сожми ладонь мою до боли,
Сестра любимая моя,
Налево лес, кладбище, поле,
Направо дом, где вырос я.
Зайдём туда воды напиться,
Пройдём по снегу, со двора.
Двух стариков родные лица
И голос прошлого... Пора.

Мы уезжали дальше, дальше,
И вот знакомый поворот,
Летит на встречу снег слепящий  –
Всё, что осталось от щедрот.
Прими его, прими, как данность,
Прими его таким, как есть.
Быть может это благодарность,
И той стране благая весть.

В один из дней ушедшего года

В один из дней ушедшего года:
Календарь на стене.
Мне вспомнилось, то, что мы звали свободой
В брошенной нами стране.

И память услужливо доставала
Из своих тайников,
Лица, фамилии, даты, вокзалы
И строчки забытых стихов.

И так уж прописано в книге судеб,
Что нам возвращаться туда,
Где мы уже никогда не будем,
Никогда, никогда.

Ведь, что-то на счастье похожее, было
В мелочной той суете.
И по волнам моей памяти плыло
Молодость, где ты, где?

Странники мы, никуда не деться
И не замедлить бег,
А где-то осталась та птица-детство,
И страшный двадцатый век.

Нам за свободу, за ту не биться,
Время не двинуть вспять.
Тысячный мост за спиной дымится,
К новому не добежать.

О незапомнившихся снах

Вот какие странные сны снятся мне на краю
Не кровати дачной, а целого континента,
Убежавшего от Европы в эпоху, когда в раю
Назревало яблоко значимостью момента,
Что ещё грядёт.

Но глиной в тот день Творец
Не запачкал рук, только сладостный акт познанья
Приближался неотвратимо и наконец,
Точней без конца, преступление и наказание.
 
На восток ли, на запад, куда до тебя кричать,
На восток предпочтительней - кровь ли во мне татарина?
(Не мечом одним насекалась на Русь печать
"Made in Asia", а пожалуй что, "Made in China").
 
Всюду ты, всюду ты! Но как ни крути башкой,
Тщетно ищет глаз мой кротовой норы в пространстве,
Чтоб, теряя разум, коснуться тебя рукой,
Увязая наглухо в метафизике и шаманстве.
 
Далеко, далеко-о-о! Многократное это о-о-о
Размножает эхо и гонит молочной пеной
Под кисельный берег острова твоего,
Наполняя первичным смыслом остатки бренной
 
Ипостаси нашей...
но вот отшумит быльё,
Прорастёт без умысла косточкой от черешни,
В чернозём упавшей,
.....Но девственных снов её
Не найти доподлинней, не найти безгрешней.