Там, в глубине стихов, цветаевская цветь,

Зелёная капель, рябиновая ветвь.

И небосвода высь, в которую неслась

Крылатая душа и к звёздам поднялась…

Шафрановый закат, вишнёвая заря,

Живут твои стихи над вечностью паря.

                     * * *

Ой, не плачьте вы, зелёные луга,

Ой, не плачь, Елабуга, Елабуга.

Не Цветаева там на петле висит,

Не в груди её всё стонет и болит.

Обожглась она о чёрствость мёртвых душ,

Не вернётся из застенка её муж,

Рано, рано отлетели дочь и сын.

Не узнала… Только горечь и полынь.

А писала так светло — светло — светло,

Что, казалось, в небе солнышко взошло.

А страдала так горько — горько — горько,

Не хватало ей на хлеб, на молоко.

Боже праведный, о дай же свой ответ

Той, которая ушла во цвете лет…

Ой, не плачь, не плачь, Россия, ты не плачь.

Пусть несётся кобылица Блока вскачь!

Ой, не плачьте вы, зелёные луга,

Ой, не плачь, Елабуга, Елабуга.

                 * * *

У Марины глаза зелены.

Зеленей, чем листы бузины.

Полон грусти её взгляд неземной,

Или полон горькой он бузиной?

Тёмный сад её поёт от весны,

От бушующей в нём бузины.

И луч солнца тает в синем окне,

Отражая свой свет в бузине.

                * * *

Зелёная жемчужница —

В глазах — величье зиждется,

Цветаева — труженица,

Цветаева — подвижница!

На столе её: папки, рукописи,

Лампа, ручка, карандашница,

После работы — виснут руки,

Юбка — донашивается.

Но она не думает

О сущном-насущном хлебе,

Думами она далёко,

Душою сейчас — на небе.

Что ей до глумления?

Что ей до опалы?..

Если на небе — пение?

Если ей неба — мало?..

                  * * *

Добро своё ль, чужое ль, Божье —

Поэт не может это знать.

Поэты умирают тоже,

Неся невинности печать.

Не жалуясь, не проклиная,

Уходят молча в чёрный час.

Уходят, всех благословляя,

И просят лишь любви у нас.

                  * * *

Она осталась в той стране,

Где царствуют Высочества,

Где можно полететь во сне

В любовь и одиночество.

И в той стране есть, верно, мёд,

Что с молоком струится,

И каждый в ту страну придёт,

Где счастье вечно длится.

Ей там, наверное, легко,

Ей там легко так дышится,

И жить, наверно, хорошо,

И хорошо ей пишется.

И мы, в стране той побывав,

Невольно станем мудрыми,

Там каждый совестлив и прав

С её стихами чудными.

                    * * *

Я Вас увидел в золотистом фае,

Как Вы по набережной с книгой робко шли,

То было в Феодосии, в зелёно-синем мае,

И где-то там, на море, гудели корабли.

И показалось лишь на миг, что поэтесса,

Вдруг повернула голову ко мне,

К тому, в чьём сердце плещется Одесса,

Как будто солнце в золотом вине.

Я шёл один по набережной ранней,

Как будто бы с Мариной говоря,

Когда поэта на Земле не станет,

О нём на море плачут якоря…

               * * *

Скиталась, мучилась, терпела,

Живя едва.

Скорбит в тоске осиротелой

По ней трава.

Прошелестела над лесами,

Умчалась вдаль…

Нашла приют под небесами

Её печаль.

Земля поэтов убивает,

А может, мы?

Никто поэтов не спасает

От страшной тьмы.

        ***

                                           Е. и Б. Кукловым

В золотистом фае

Солнечной аллеей,

Может быть, и в мае,

Нет, скорей в апреле,

Шла аллеей длинной,

Глядя в поднебесье.

Вас узнал, Марина,

По глазам, по песне…

Далее — темнее…

Скоро фай исчезнет.

Шла она аллеей,

А за нею — песня.

Где-то там за далью — звон колоколов,

Где-то звон малиновый…

И не хватит сердцу даже сотни слов,

Чтоб сказать — «люблю» — Марине.

Страница автора

http://diligans.ucoz.ru/load/poehzija_tom_ii/jurij/16-1-0-355