Падающие  яблоки

  Всю ночь шёл дождь.
 Марусе снилось, как падают яблоки в их старом саду, и к запаху дождя, свежему и пряному запаху земли, примешивался запах спелых, падающих яблок.
А  под утро пришла мать. Присела на краешек кровати, тяжело вздохнула.
–  Ты что, мам?  –  испуганно подскочила Маруся, –  Ты что же это не спишь?
–  Зачем замок сменили? Хоть бы ключ оставили – под половик на порог положили. Я в дом попасть не могу – ключ к замку не подходит. А в доме-то – неладно, сердцем чую…
Маруся еле-еле дождалась, пока рассвело и позвонила брату.
–  Что там с домом?
–  Стоит – что ему сделается.
   Несмотря на ранний звонок, голос Ивана был бодрым. Будто бы ждал и заранее был готов ответить на все вопросы.
   После смерти матери опустевший дом начал умирать. Медленно, незаметно, но ощутимо. И как ни старалась Маруся, приезжая в выходные, поддерживать видимость жизни в доме – ничего у неё не выходило. Она и печь русскую два раза истопить успевала, и пыль везде вытереть, и проветрить, и даже ночевать оставалась, так ей старушка одна в автобусе посоветовала. Но ничего не помогало – дом умирал.
   Маруся, до недавних пор ощущавшая себя ребёнком, никак не могла смириться со смертью самого родного человека  – матери, с тем, что гнездо, откуда она так рано выпорхнула, не успев толком повзрослеть, тоже скоро умрёт.
Уверенная, что в любое время сможет вернуться, что здесь её всегда ждут, что здесь ей будет тепло и безмятежно, как в детстве, она с ужасом поняла, что возвращаться некуда.
После смерти матери всё стало иначе.
   Маруся бежала к автобусной остановке, дрожа от утренней сырости, боясь опоздать на единственный автобус, которым можно было добраться в родное село без пересадок.
Она всегда приезжала в начале июля с дочкой. Нужно было помочь с огородом, сходить на  сельский погост – к прабабушке Валентине и бабушке Марусе; дед и прадед пропали без вести, один на первой мировой, другой – на второй.

А отец умер, когда Маруся пошла в школу.

Ивана в тот год забрали в армию, и через два года вернулся другой Иван – чужой.

Этот «другой» Иван был частенько навеселе, да и жену привёз весёлую – себе под стать.

После недели «весёлой» жизни молодые сняли угол на окраине села и даже по большим праздникам в доме не появлялись.
   Нынешним летом Маруся с Валюшкой приехали поздно – в начале августа. Уже отошла любимица дочки – клубника, уже подёрнулись сизоватой дымкой поздние сливы, а старая развесистая яблоня, казалось, тихонько постанывала от тяжести. Ветки её клонились до самой земли, и там трава была ещё свежей и сочной, как в начале лета, а земля  – влажной, будто после дождя.
–  Я тебе платье  купила,  –  виновато улыбаясь, мать вынесла из дальней комнаты пакет.
–  Как же ты покупала, без примерки… да и не люблю я платья, в брюках удобнее. А если не подойдёт по размеру?
–  Я договорилась, чтоб поменяли. Смотри-ка, угадала. Да и цвет хороший…
Платье действительно пришлось впору. Лёгкая, приятная на ощупь ткань, плотно облегала и подчёркивала точёную фигурку Маруси.
И сразу какая-то неуловимая перемена произошла: из худощавой, коротко остриженной девушки  выглянула молодая женщина,  зеленоглазая, русая…
–  Угадала, –  повторила мать,  – да вот, угодила ли?
–  Конечно, мам. Разве сама не видишь?
Маруся ещё немного покрутилась перед зеркалом, сняла платье и повесила в шкаф.
Когда собирались уезжать, мать насыпала полную корзину  яблок.
–  Зачем, мам? Тяжело... Что я, яблок не куплю себе? Есть там у нас яблоки, какие хочешь.
–  Таких нет. Коричные, доченька. Очень ты их в детстве любила. Всё спрашивала: зачем яблоки так часто с яблоньки падают…
Часто – да близко, рядышком. А вы вот с Иваном далеко друг от дружки упали, да и от меня тоже. Один  –  рядом, да дальше некуда, чужак чужаком. Другая  – далеко. А я  –  как та старая яблонька, вот-вот подломлюсь да и засохну.
И Маруся взяла корзину, не смогла не взять.
А о платье вспомнила только в автобусе, вспомнила, и сразу как-то всё похолодело внутри. Представила, как мать открывает шкаф, как достаёт оттуда платье и плачет.
Дома ждала телеграмма о смерти матери.