Упрятать в самой долгой ночи

Упрятать в самой долгой ночи
Тринадцать самых-самых лих.
Стары диваны в доме отчем,
Но как вольготно спать на них!

В изножье стихнут дня обрезки,
А заоконья белизна
И страсть к прозрачным занавескам
Добавят лиха в сети сна.

…Дорожный наст раскатан ветром,
На нём, ну как ни изловчись,
След Volvo, валенок и вепря
Сумеешь вряд ли различить.

Увидишь тот, что каплей бурой
Кропит порог и поставец -
Лернейской гидрой ли, Амуром
В кого прицелился Стрелец?

Всю ночь иди на след тревожный,
Ищи, спасай и падай ниц,
Корми овсянкой тёплой с ложки
Проголодавшихся синиц,

Небытие аршином меряй
От сна до звёздного ковша,
Дели паршивицу-химеру
На льва, козлёнка и ужа…

Воскресной ночи тунеядство -
Источник вымышленных бед
Тебе, которой сны не снятся
Последних двести с лишним лет.

Где их былое простодушье,
В каком истаяло огне…
…Корзинка ёлочных игрушек
С луной играет на окне.

Серебрится чуть видная ниточка Сейма

                                                         Отцу, посвятившему жизнь пшенице

С благодарностью Нижегородскому Вознесенскому Печерскому монастырю, подарившему это вдохновение


И нутро, зачерствевшее в камень, отволгнет,
Как, вбирая в себя монастырскую тишь,
От Сенной по Печерскому спуску до Волги
Не сойдёшь - бестелесною птицей слетишь.

На крутых косогорах останется город,
Посмотри ему вслед, на лету обернись,
Будто пологом многовековья накроет
Неоглядная нижегородская высь.

Прилетевшая с пажитей хлебных да чёрных,
Здесь на память свои завяжи узелки,
Ареалы твои обозначены чётко
В междуречье Днепра и Великой реки.

Сколько пращуров семенем в землю упало,
Не упомнят кладбИща и сорокоуст,
Где веками от Киева к Волге шагала,
Набираясь пшеницами, Древняя Русь.

Не Орда ли да зёрнышко в поле повинны
За черешневых глаз удлиннённый разрез:
Волжской крови в тебе от отца - половина
Украинской и курской - от матери смесь.

Сносит речка упрямо теченьем духовным
К северам на далёкий обветренный яр,
Где под окнами дома на кимрском верховье
Сеял грядку пшеницы мальчишка-школяр,

Отголосками волжского голодомора
И нехваткой военною к хлебу привит
...................................................

Из ладони тепло набирает просфора -
Для житейских и памятноприсных молитв.

…Ты назавтра вернёшься обратно в столицу,
А потом к чернозёмам, откуда видней,
Как, от Волги пришедшее, солнце садится,
Перед сном омываясь в прохладном Днепре.

Все великие реки – проросшее семя,
Напоённое водами маленьких рек
...Серебрится чуть видная ниточка Сейма,
На котором и мой замыкается век.

Спеша с работы в сторону метро 

Ему за сорок (или пятьдесят?),
Одет прилично, но слегка расхристан,
Ему очки и лысина грозят,
А в целом дым, похоже, коромыслом.

Похоже, за рулём, но без ветрил!
Ну ладно бы прикиды Дедмороза,
А он на спину крылья прицепил
И в тёплый шарф укутывает розу.

Не клоун, не из бойких зазывал,
И, видит Бог, не сдвинутый по фазе,
Он всякого сражает наповал,
Невозмутимый в этой ипостаси.

Спеша с работы в сторону метро,
Прохожие сворачивают шеи
И каждый первый щурится хитро,
И каждый третий чуточку добреет.

А ты, вливаясь в уличный поток,
Глаза не прячешь по привычке в землю
И множишь в столбик «холод» на «цветок»,
Банальность рифмы в этот раз приемля.

Так на углу Кузнецкого моста
И бутиками обжитой Петровки
Поймёшь, что жизнь прекрасна и проста,
Как на ладони божия коровка.

Февраль 2014

Февральская радуга 

Зима ли не в тему, весна ли пришла досрочная,
А может быть, надвое странный февраль загадывал -
Ты мне не поверишь, но только видала точно я
Над городом и снегопадом двойную радугу.

И всё, что с земли представлялось почти несбыточным,
Хранилось на радуге той до поры до времени,
По ней Водолеи выхаживали на цыпочках,
Пытаясь опору потвёрже найти в сиреневом.

И все остальные из верхних полосок радужных
Стелились под ноги, раздваиваясь, и до ночи
Мороз их старательно кисточками раскрашивал
В цвета разномастные, но целиком девчоночьи.

Он даже густой фиолет заменил сиреневым…
И, будто от прошлого лета всё знал заранее,
Как первый зубок у младенца - февраль уверенно
Серебряной ложкой подснежник в снегу вызванивал.


Февраль 2014

Чему сегодня не случиться 

А в равноденствии несмелом
найдёшь ли толику тепла?
…В  строку тоскливого письма
стекает день чернильно-белый.

Как удручающе грустны - по существу ретроспективны –
монофоничные мотивы ненаступающей весны, 
где в каждой из семи октав одной лишь  ноты слышен зуммер…
о феврале сказал ты  – умер! - и был отчаянно  неправ.
Всяк тёплый день ему претит: до равноденствия доживший,
роняет снег тяжёлый с крыши, метелью город охватив.

В единоборстве равных  сил до измождения уставши,
замрут весов годичных чаши в руках Фемиды  лет и зим,
И стрелка стронется к теплу - да и могло ли быть иначе! -
Уже и март почти истрачен от старых снов  до новых лун.
Поди, весну теперь отсрочь… В последний раз с безмолвным скрипом
Чернила чёрные в постскриптум добавит равной долей ночь.
Но черноту последних строк отмоет утра свет лучистый,

Чему сегодня не случиться,
тому настанет завтра срок.

А до Яузы не донырнуть 

Ну давай, славословь, словоблудь,
Вдохновенье расплёскивай втуне...
А до Яузы не донырнуть -
В неуёмных дождях утонула.

Захлебнулась, не чуя беды:
Всё, что небо копило до часа,
С раскалившейся сковороды
Разболтало да скинуло разом.

В полноводье зелёной тоски
Под разводы бесформенной ряски
С головою уходят мостки,
Как лосиное стадо на связке...

Лоси выплыли б, им же - стоять,
Неизбежность воды принимая,
И ловить через водную гладь
Приглушённые лязги трамвая,

Ожидать терпеливо, когда
Отдождит, отшумит, перельётся
И отcтупит большая вода,
Затаясь в озерках да болотцах. 

Им не знать ли, что этот потоп
Превратится в обычные лужи...
...Только я не о том, не о том,
Ты же знаешь, о чём, словоблужу.

Надежда Бесфамильная, москвичка. Уже знакома читателям Гостиной "Дилижанс" по предыдущим публикациям.

Одна из организаторов и постоянная участница литературно-музыкального салона «Шапировские вечера» при Центральном Доме Архитекторов (ЦДА, Москва).