08.07.2014, 15:26 | |
МАРИЯ ЛУЦЕНКО
«Где ярость, где страсти и ужасы, где рать ополчилась на рать, блажен, в ком достаточно мужества на дудочке тихо играть».
И. Губерман
ВОЗМОЖНОЕ НЕВОЗМОЖНО Скажи, что видишь нас, на взморье, идущих вместе на косу, и брызги смеха в разговоре… И ты – с бумажкой на носу, а я – в панамке полосатой, известной всем, как реквизит моих удачных фотосетов. И вечностью от нас разит, как от любовников столетних, погибших в первой мировой, чьи лица с вырезок газетных мерцают нежностью живой. Вот мы, на раскалённых плитах, таращимся в морскую голь, два зверя, нежной страстью слитых, и нам ещё не застит боль распахнутого счастьем неба, не заслоняет горизонт. И даль от бурь не потемнела, и расставаться - не резон… Ты видишь, как фотоны света мир делают светлей на тон? Скажи, что повторимо это мгновение, забудь о том, что место здесь имела кража не лодки утлой, не весла. Нас, мокрых и счастливых с пляжа необратимость унесла.
ЭТОТ ГОРОД Посвящается бабушке, Тамаре и Одессе, городу детства
Этот город не хочет меня далеко отпускать. Вьётся длинным портовым канатом его пуповина. Онхранит мой зародыш внутри, как пугливая мать – долгожданного первого сына,
словно быть не могло, и не будет других сыновей… Учащённо дыша, древней жизненной силой влекомы, мы ползём на Жевахову, вверх, собирать суховей, по путям родовым, сквозь тугие его катакомбы.
Отгоняя врачей, отлучивших от нежной груди и упрямой волной, как рукой, под ребро подминая, он сипит: «Всё уже позади, всё уже позади…» И на лоб мне ложится ладонь, от потуг – ледяная.
И в какую бы славную даль от него не вела своевольно судьба, он всплывает в мозгу воспалённом. Разгостив годовалую память, раздев догола, нарекает прабабкиным именем горько-солёным,
что роднит с легендарной блудницей и Девой святой. Этот город, как смерть. Он стоит на своём непреклонно, глубиной поднебесной и страшной морской высотой увлекая младенца назад, в материнское лоно.
МЫ БУДЕМ ЖИТЬ Мы будем жить. Конечно же. Да-да. Никто в обратном и не сомневался. Не важно, что вскипают города, не важно, чьи в порту стоят суда, какой тиран до царствия дорвался.
Пустынный, незаметный островок людской любви далёк от континента людской вражды, остался лишь рывок от вредоносных мыслей и тревог, наполнивших пространство интернета.
Мы будем жить, а может выживать в стране, где все друг друга рвут на части. Без ужина валиться на кровать, а если вдруг придётся воровать из магазина пряности и сласти –
не ощущать ни страха, ни вины. Мы, выйдя за пределы убеждений и принципов, которые смешны, невидимыми станем для войны за лесом блокпостов и заграждений.
Ты не заметишь старости моей, живя бок о бок, старости не видишь. Не нужно нам с тобой чужих морей! Своё под боком: выйдешь из дверей - шумит его глухой одесский идиш.
Я буду часто слушать этот шум, летящий прямо с улицы под кровлю. И, может быть, когда-нибудь решу, наверняка когда-нибудь решу открыть одно окно, пока готовлю
на кухоньке воскресное рагу, и суп, такой как любишь, без моркови… Я всё смогу, вот только не смогу ни дня прожить с тобой на берегу у моря крови.
О ЛЮБВИ Ощущая в грядущем разлуку ни на день, ни на год, на века, ты сильнее сжимаешь мне руку, смотришь взглядом больного зверька.
Но разлуки бояться не стоит, если души бессмертны, то в срок всем любимым свиданье устроит непременно всевидящий Бог.
Он закажет нам столик у входа и заварит густой шоколад, и расскажет, как много народа и к нему попадает, и в ад.
Если ты – его первый подкидыш, за подругу замолви словцо и меня непременно увидишь, и грехи мои, все налицо!
Даже если тебя потеряла, растворившись посмертно, как дым, в пустоте временного провала. Помни, тот кто любим - невредим.
Помни, ждётся и верится мне там, в безызвестном бескрайнем краю, что отыщешь по тайным приметам бестелесую душу мою.
ПОМАНИ МЕНЯ ИМЕНЕМ
С. Г.
Помани меня именем, самым тайным из данных мне. Остальные забыты, и не по моей вине… Позвучней, те, которые, сбыли - грошик за два мешка, а поблекшие выцвели, были пущены с молотка.
Иже с ними. С нежнейшими. Ибо все они - ширпотреб. Ослабевшие прутики поржавевших, старинных скреп еле держат у самого края, торчат дугой. Только дунь, рассыпается ветошь, летит к другой…
Помани меня именем (если любишь и не гордец), тем давнишним и детским, которым прозвал отец кучерявую бестию, демонёнка и егозу с синяком на коленке и полоской беды в глазу.
Ненаглядных и милых так много, а я одна. Ты же знаешь, Адам, как рождаются имена для звезды и для музыки, для семи семицветных нот, ты же помнишь, как в горле течёт первобытный мёд,
как в гортани першит первозданный солёный ком, а на нёбе - горошина солнца за языком. Ты же помнишь, что воздух – Авир, а вода – Маим? Помани меня моим именем! Первым моим! Моим
самым тихим и тайным, где найдётся любви приют, а не тем громогласным, которое воспоют после смерти моей, наизусть зазубрив строку. Я на то, на посмертное, и откликнуться не смогу…
Тем, что в святцах, меня называют и ты, и он. Только выдохнешь горькое, в дом потянется легион непорочных, святых, светлых праведниц и блудниц - душно станет от тел на постели, пестро от лиц!
Вспомни, вспомни его, пусть звучит, как лесной манок, женихов других отгоняет, как злой чеснок, и тогда оживу и отвечу, и буду я тихо ночью шептать, задыхаясь: – Твоя! Твоя!
Помани, а иначе я - невозможная темнота. И бесплотная, довселенская, чёрная пустота. И пролившийся, упомянутый всуе, бесцельный звук в безответность вотру, словно масло в ладони рук.
Помани меня именем, тем, которым других не звал. Ты увидишь, как тихо светлеет ночной провал. Как на кухне стою, зажигаю во мгле плиту… А на прочие я не отвечу и не приду.
НОЧНОЕ, СДЕРЖАННОЕ Он плакал на плече моём о ней, обласканной признанием и славой. И волосы седые у корней я гладила на голове курчавой.
Когда уснул он, тихо всхлипнул сын. Пришлось ему поправить одеяло. И дождь полил навзрыд, а я стояла в жилетке мокрой под дождём косым.
Как мне хотелось нарыдаться всласть! Взреветь над мирозданьем по-белужьи и превратиться в ручейки и лужи, и на плечо кому-нибудь упасть.
Я знала – слёзы мира – не порок. Но не текла из сонных глаз водица. Все, что могла, я выплакала впрок за тех, кто жил, и, может быть, родится.
НУ ОЧЕНЬ ЖЕНСКОЕ СТИХО ТАКОЕ, НУ! Откуда бабочки внутри? И почему их век недолог? Не говори… Не говори… Молчи, растяпа-энтомолог!
Их куколки слепая страсть ко мне подбросила тихонько. Стремясь во внешний мир попасть, они попискивают тонко
и льнут к тугому животу, толпясь на полнокровной вене. И полнят, полнят пустоту легчайшие прикосновенья,
зубчатых крыльев водевиль, щекотка мотыльковых лапок. Когда ты пальцами ловил их изнутри, хотелось плакать…
Предашь - увянут по одной, слетят на дно моей жестянки! Как больно ощущать, родной, на крыльях вмятины и ранки…
Как страшно хоронить миры, трепещущие для растяпы, и всё прощать до той поры, покуда жизнь – в одной хотя бы…
Откуда бабочки внутри? И почему их век недолог? Не говори, не говори, молчи, растяпа-энтомолог.
ЛЕТНИЙ ЭТЮД, НАПИСАННЫЙ ПО ПАМЯТИ Утренний чай с олеандром у кромки блюдца – прошлому дань за ночные его измены. Чайки, как белые чашки, о волны бьются, пенятся волны, и я выхожу из пены.
Это свобода: гамак, чьи паучьи сети ловят меня и, качая, не жаждут крови. Это свобода: чужие рыдают дети, полдень свисает лианой с небесной кровли.
Можно не выйти на завтрак, от счастья спиться, горный осилить путь, не осилив Сартра. Вечер швыряет светило монеткой с пирса, если захочет, снова вернётся завтра.
МОНОЛОГ НОЧНОЙ ЛАМПЫ Горит всю ночь, горит светло души вольфрамовая нить. Но раскалённое стекло от бед земных её хранит.
И нежных крыльев уголки, и серебристая пыльца, и тонких лапок угольки, мелькая, гаснут у лица.
От облетевших мотыльков белеет влажная трава. Мне слышен шёпот пауков: «Ты не права… Ты не права!»
Непонимания ожог пылает в миллионы ватт… Кто и зачем меня зажег? Кто виноват? Кто виноват,
что мотылёк, стремясь ко мне, к вольфраму огненной души, бездумно верит в белизне губительной и страшной лжи,
что тельца тоненький фитиль, прильнув к стеклу, горит огнём. Что нет в саду других светил, а солнце выйдет только днём…
УДУМБАРА Ты цветёшь раз в три тысячи лет, Удумбара. Твой цветок незаметный не больше зерна белоснежной горчицы, но волны нектара источает оно… Говорят письмена:
Кто-то светлый грядёт. Как небесная кара для одних, как спаситель от горькой вины для других… Как же кстати, ты здесь, Удумбара! Стебельки так упрямы, сильны и нежны.
Не существенно, в Токио, или в Киото, в Вифлееме, в Сиднее, а может в Нигде долгожданный и светлый появится кто-то, с кем захочется рядом пройтись по воде,
с кем захочется сбросить вериги сомнений и воскреснуть по первому зову: «вставай», и смотреть, забывая о множестве мнений, как ходячая истина входит в трамвай
и стоит, ничего для себя не зацапав, над тобой, с хула-хупом вселенной в руке, мирит в баре за стойкой хохлов и кацапов неразбавленным спиртом, а может саке,
крепким словом ли, силой небесного дара… Говорят, подрастает такой эскулап. Ради этих чудес на земле, Удумбара, я сама раз в три тысячи лет расцвела б. ___ Удумбара (санскр.) – небесный цветок, дарующий благословение. Возвещает приход в мир священного Царя, вращающего колесо Дхармы.
МАРИЯ ЛУЦЕНКО. Свободный киевский поэт, музыкант и фотограф. Родилась в мае 1978 года, училась, проживаю в городе Киеве. Первая публикация в журнале «Радуга» в 2008 году , а так же в альманахе «Каштановый Дом», Киев-2009. Последующие публикации в питерских журналах «Бег», и «Окно», альманахе «Жарки-Сибирские», интернет-журнале «Гостиная», журнале «На любителя», одесском журнале «Южное Сияние», а так же в других украинских и зарубежных интернет-изданиях. В 2013 году зачислена в Южнорусский Союз Писателей (г. Одесса). 2012 год, июнь: Гран-при в номинации «поэзия» на цветаевском фестивале «Над временем и тяготением» (г. Запорожье); 2013 год, апрель: Гран-при в номинации «поэзия» на фестивале «Антр-Акт Восходящего солнца» (г. Херсон); 2013 год, август: лауреат Корнейчуковской премии за подборку детских стихотворений «Эльфова башня» (3 место); 2013 год, сентябрь: Гран-при литературного конкурса III Международного арт-фестиваля «Провинция у моря – 2013» (г. Одесса); 2013 год, сентябрь: Приз зрительских симпатий и III место в литературном конкурсе Всеукраинского литературного фестиваля «Пушкинская осень в Одессе – 2013»; 2013 год, ноябрь: Гран-при в конкурсе «Золотой микрофон» в рамках литературной премии «Народный поэт» (г. Москва). Самым главным достоинством и наградой за свой труд считаю наиболее удачно сложившиеся произведения. Они могут поведать обо мне больше, чем моя скромная автобиография.
| |
Категория: Поэзия. Том II. | | |
Просмотров: 796 | Загрузок: 0 |
Всего комментариев: 0 | |