Неужели они? И, похоже, меня не узнали. 
Робко жмутся в дверях и мешки разложили у стен. 
Долог лет караван. С той поры, как меня продавали, 
Постарели они. Да и я изменился совсем. 
Как тогда я вопил, пробудить в них отчаявшись братство! 
Как я был одинок! Сколько боли с тех пор превозмог! 
Но страшила не смерть, а чужбина, предательство, рабство. 
Хорошо, что в пути постоянно поддерживал Бог! 
Как надменность тогда искажала родимые лица! 
Но увиденный сон оказался реальным вполне. 
Фараона слуге норовят до земли поклониться, 
Чтоб от голода спас. А поклон их достанется мне. 
Зло нельзя наказать, раскрывая при этом объятья. 
Мне давно ни любовь, ни погибель семьи не нужна. 
Но какие ни есть, а они - моя кровь, мои братья! 
Это выше, чем месть. Эй! Насыпьте пришедшим зерна.

Ватикан

Пронзает красота, касаясь голых нервов, 
Восторженная тишь рождает непокой. 
Мне дорог Ватикан не уймою шедевров, 
А гением людским и гордостью людской. 
Созвездие имен здесь временем не стерто: 
Бернини, Рафаэль, и Джотто, и Манцу, 
И Перуджино, и Джакомо Делла Порта. 
Здесь дар людских сердец Небесному Отцу, 
Здесь к звездной высоте взлетает купол серый. 
Я увидать его лелеяла мечту 
И вот хочу понять: какой должна быть вера, 
Сподвигшая создать такую красоту? 
Сквозь Дверь Добра и Зла пройти, быть в Старом Гроте, 
Услышать, как века взывают к нам со стен, 
И, впитывая боль "Пьеты" Буонаротти, 
Душою ощутить: что отдано взамен. 

Пьета

Ты и Муж и Отец. Это больше, чем просто родня. 
Потому-то, Всевышний, я горечью слух Твой тревожу. 
Из бесчисленных чад за смиренье Ты выбрал меня. 
Но жена ль я Тебе? Нет, орудие замыслов Божьих. 
Я судьбу приняла, ибо Сыну Создателя - Мать. 
Но впервые с Тобою беду разделить захотела. 
Ты почувствуй, Отец, как немыслимо больно держать 
На дрожащих коленях сыновнее мертвое тело. 
Не дитя отобрали - о счастье святую мечту, 
А ведь Сын, не колеблясь, за них Свою кровушку пролил. 
Как смириться, скажи, признавая Его правоту? 
Как молиться за мир вопреки не стихающей боли? 

Базилика Сакре-Кёр

- Ах, Жанна, девочка, меч тяжел. 
Тебе ли спасать страну? 
- Я знаю, шаток у нас престол, 
Закончить пора войну. 
Уже не в силах моя земля 
Испытывать эту боль. 
Долой сомнения короля! 
Я дам тебе трон, король! 
- Ах, Жанна, девочка, королю 
Признательность не грозит. 
- Я больше жизни страну люблю, 
Но смертью она сквозит. 
Мне даже снится с недавних пор 
В предутренней тишине, 
Что для меня разведут костёр, 
Помогут согреться мне. 
- Ах, Жанна, на полтысячи лет 
Останешься ты одна! 
- Вам нужно выслушать мой ответ? 
Была бы моя страна! 

***

Осторожной змеёй подползёт тишина, поцелует. 
И почудится мягкое жженье на левом виске. 
И увидишь, как сумрак прикрыл высоту голубую, 
Обнажённые звёзды купаться спустились к реке. 
И внезапно поймёшь, почему погрузиться хотелось 
В это таинство ночи. Его откровения ждёшь. 
А в живом серебре, отражающем лунную спелость, 
Словно стайка мальков, зарождается завтрашний дождь.

   ***

Ты заметил, что я перестала писать о любви? 
Не ищу, не звоню, избегаю любых пересудов, 
Но мечтаю ночами и робко прошу: "Позови!" 
А под утро себе обещаю, что все позабуду. 
Мне б уехать туда, где царит нескончаемый день, 
Чтоб не видеть, не слышать, не знать, не желать и не верить, 
Чтоб ушло ощущенье, что я - это зыбкая тень, 
От тебя отсеченная ветром захлопнутой дверью, 
Чтоб душа обнажилась, как дно пересохшей реки, 
Той, в которую мы безрассудно по-детски ныряли, 
Чтоб себя отыскать малой точкой последней строки. 
Только б эту строку о любви иногда повторяли.

  ***

Бог - старенький сторож в небесном саду - 
Гремел колотушкой, покрикивал грозно, 
Он август созревший задел на ходу. 
Как яблоки, сверху посыпались звезды, 
А на полотенце махровой травы 
На цыпочках утро неслышно ступило. 
Уставшее за ночь, бледнело светило, 
Еще не успев преклонить головы. 
А я, обжигаясь хрустальной водой, 
Небесный ранет собирала в корзину: 
Друзьям пригодится в суровую зиму. 
Вы пили когда-нибудь чай со звездой?

Жар нещадный сушит росы

Жар нещадный сушит росы, 
Поседели тополя, 
Золотистым абрикосом 
Перекормлена земля. 
А погода к листопаду 
Поворачивает руль, 
Хоть горячим шоколадом 
На губах горчит июль. 
И блаженство не испито, 
И смущает впереди 
Неба старое корыто, 
Накопившее дожди. 
Время требует проверки 
В убегающих часах. 
Звезды, словно водомерки, 
Заскользили в небесах. 
На крыло встающий аист 
Пьян от первой высоты. 
И вот-вот уронит август 
Календарные листы.

Густо кровью пропитано время

Густо кровью пропитано время на сивой реке, 
Резкий воздух насыщен горчинкой шальных изотопов. 
Потому-то страну невозможно постичь вдалеке, 
Попивая шартрез в ресторанчиках старой Европы. 
А прикрою глаза, и взволнует: из центра земли 
С диким храпом и гиканьем где-то на киевском склоне 
Мне навстречу летят, подминая собой ковыли, 
Под чубатыми хлопцами серые сильные кони. 
И сжимается в точку планеты воинственный шар, 
Постигается Русью свободы великая школа: 
Печенегов набеги, разгульные пляски хазар, 
И пропахшие лошадью дикие души монголов. 
Приоткрою глаза - двадцать первый стремительный век. 
Снова кровь и усобицы рвут эту землю на части. 
Изменилась эпоха, но не изменен человек, 
И затравленно мечется в поисках денег и власти. 
А Европа торенный торопится путь указать. 
Но напрасны надежды, что Русь можно взять на поруки. 
Видно, каменным бабам вовек на курганах стоять 
И в молитвах за землю по-скифски заламывать руки.

Когда уйдём в туман

Когда уйдем в туман - одни, другие, третьи -, 
На пыль былых дорог метнув прощальный взгляд, 
То камни мостовых, впитавшие столетья, 
На нашем языке легко заговорят. 
И будут сыновья, узнавшие не сразу 
Частички наших душ в рассыпанном песке, 
Разгадывать слова и полнить смыслом фразы 
На непонятном им забытом языке. 
И будут лишь ветра гулять по циферблатам, 
Да звезды в небесах - восторженно тихи - 
Начнут припоминать звучавшие когда-то 
Любовью и войной прожженные стихи.

Колыбельная

Там, где бродят облака, 
Есть река из молока, 
А на берегу крутом 
Добрый гном построил дом. 
Если ты закроешь глазки, 
Он тебе расскажет сказки. 
Поскорее засыпай. 
Баю-бай. Баю-бай. 
А когда приходит ночь, 
Гном не прочь друзьям помочь, 
Чтоб на небе до зари 
Свет дарили фонари. 
Тем, кто глазки закрывает, 
До утра они сверкают. 
Поскорее засыпай. 
Баю-бай. Баю-бай. 
В свете этих фонарей 
Ночь добрей и мир мудрей, 
Все давно и сладко спят 
От утят и до ребят. 
Сон крадется невесомо, 
Скоро ты увидишь гнома. 
Поскорее засыпай. 
Баю-бай. Баю-бай.

***

Нет, ничего не выдумать хреновей, 
Чем утренние скучные ответы: 
Что ел, как спал, каков анализ крови, 
С весомым видом доктора при этом. 
Когда друзья несут не пиво - фрукты, 
И разговоры сплошь о позитиве. 
А ты лежишь, переводя продукты 
На поиск смысла

в дальней перспективе.

Волчица

Снова город ночной рукотворные звезды зажег, 
Отпугнув темнотищу - голодную злую волчицу, 
Не успевшую сделать последний коварный прыжок, 
И, проспекты подмяв, их беспомощностью насладиться 
И агонией звука, и бельмами окон слепых, 
От нее закрываемых шелковой кожицей шторок. 
Обжигают огни. Дикий зверь затаился, притих, 
Выжидая, когда утомленный расслабится город. 
Лишь под утро, лакая реки почерневшую кровь, 
На востоке почует рассвета нечаянный запах, 
Громко лязгнет зубами, нарушив дремоту дворов, 
Зло оскалясь, отступит, качнувшись на дрогнувших лапах.

Я - зеркало. Я возвращаю свет.

Я - зеркало. Я возвращаю свет, 
А вместе с ним улыбки и кривлянья. 
Смешно смотреть на то, как с резвых лет 
Вы силитесь привлечь мое вниманье 
И чаще отражаться. Вы горды 
Своею красотой и юным веком, 
И верою в бессмертье человека, 
И в то, что можно с зеркалом на ты. 
Потом вы реже ищете во мне 
Себя. И начинает мне казаться, 
Что вы уже устали отражаться, 
Охотнее стоите в стороне. 
Вы стали шаркать мимо и бочком. 
Я покажу, кто вы на самом деле. 
Ну, что, мой ненаглядный, поглядели? 
Ну, где же вы? Мне душно под платком...

Ах, Каналетто, Каналетто! 
Какой волшебный поворот 
В прозрачность голубого цвета, 
В теплынь венецианских вод, 
В правдивость красочной натуры, 
Плеск весел, гондольеров крик 
И кружева архитектуры, 
Ведутой* замершие вмиг. 
А все вселенские вопросы 
Про вечность и про бытиё 
Там, во "Дворе каменотеса", 
Где сохнет чистое бельё. 

*Ведута - городской пейзаж, выполненный с топографической точностью

  ***

Все реже - любимые лица. 
И я заклинаю: "Держись, 
Душа - перелетная птица, 
На миг залетевшая в жизнь: 
Наполнить любовью котомку, 
Почувствовать в этом добро, 
Успеть обронить для потомков 
На долгую память перо, 
Приметить крутую дорожку 
И, не постигая конца, 
Расклевывать времени крошки 
На щедрой ладони Творца".

***

Прочитано, осмыслено, известно, 
Но обожжёт прозренье глубиной, 
И видишь святость Матери небесной 
В простом обличье женщины земной. 
И чувствуешь, что всё неразделимо, 
Как плотный узел с множеством дорог, 
Ведь женщина, рождающая сына 
Уверена всегда, что мальчик - Бог. 
Её любовь приводит к заблужденью, 
Но в счастье мать не ведает стыда 
И верит, что зажжётся в миг рожденья 
Над сыном Вифлеемская звезда.

Этот город печальный и юный

Этот город печальный и юный 
С рыжиной одуванчиков первых 
То ласкает душевные струны, 
То, сорвавшись, играет на нервах. 
Он стихи сочиняет к рассвету, 
Строки улиц сплетая хореем. 
Он сегодня проснулся поэтом 
И бузит. Я его пожалею. 
Знаешь, город, и я, как немая, 
Слово в рифму ищу всю неделю. 
Потому-то твои понимаю 
Фонари, что глаза проглядели. 
Все приемлю: и ритмы, и строки, 
Многоточьями площади эти. 
А поэты всегда одиноки 
Среди многих поэтов на свете.