Мария Малиновская
| 01.10.2012, 10:41 | |
 МАРИЯ МАЛИНОВСКАЯ Мы отражаемся в том, что делаем, в том, что оставляем после себя, а зеркало являет лишь внешнее отражение, оболочку. И надо долго вглядываться, чтобы рассмотреть за внешним – настоящее, внутреннее, содержание и содержимое того сосуда, коим и является человек, как, впрочем, и любое другое существо в нашем мире. Читая стихи, всегда видишь истинное лицо поэта, лицо души, лик – если угодно. И случается, что душа эта с душком, уж простите невольный каламбур, и довольно часто случается. Даже, если всё приглажено в сти-шках, всё разложено, всё просчитано, и все декорации в порядке, и краску, имитирующую кровь ( обычно используют томатный кетчуп), разлили в нужных местах… Но бывает и по-другому: возьмёт в полон первая строка, и не оторваться уже, и не вырваться. И только дочитав стихотворение, вздыхаешь и уносишь в себе то самое отражение настоящего. Лик души. При встрече же – не узнаёшь, проходишь мимо. И что-то мучает, не даёт покоя, что-то странно знакомое. И обернувшись, встречаешься с её, светлым, спокойным, таким… недетским взглядом, и понимаешь: она… Она. Мария Малиновская на Авторских страницах Diligans! * * * Глаза открываю – землями: Моря солоны вокруг. Какими дурными зельями Любимые поят с рук… Я в пурпурном платье, белое ж – Напрасный портняжный труд. И что ты по храмам делаешь? Такие там лишь крадут. В последнем твоём апреле ведь Не в море ушла вода. Я буду тебя расстреливать За каждое «навсегда». * * * Крылья мёртвые, запылённые, Тяжесть в перьях, навек спрессованных… Их бы выломать - да не выломать. Продевали их в клетку зверю - ешь! Но пока ты последний веруешь, Остаюсь чудотворным ангелом. * * * Снег без неба, дни без счёта, До душевной амнезии - Стой, опомнись! Для того ли Лишь Псалтырь в церковном сквере… * * * Принеси попить – и не надо звёзд. В чудеса твои безоглядно верю. Принеси попить. Молчалив и прост, В комнату войди, робко скрипни дверью. Не являйся мне – чуда не твори, Просто подойди с неказистой чашкой. Просто поверни ручку на двери, Легче чудеса – ручка будет тяжкой. Обними меня, посмотри, как пью, Посмотри, как зло… посмотри, как худо… Просто прикоснись к бабьему тряпью, К смятым волосам – это будет чудо… И тогда уйди. Нечего беречь. Чашку уберу в прочую посуду. На Земле легко – тяжче после встреч Дорогих, земных радоваться чуду… *** Я могла бы править кораблём И с тобой бежать из-под венца, Точно в сказке – зá море шмелём – Не боясь ни бури, ни свинца. Проходи – и я заговорю Одинокой песней по следам, Веря ей сильней, чем фонарю… Но кого увижу после, там?.. След твой давний, свет мой путевой… Ты не тот, но мы остались – те. У меня заплакал образ твой – Стихотворный образ на листе… Я могла бы править кораблём С белоснежным маком в волосах… Зá море, как в сказке – журавлём… Знаешь, мы бы спали в парусах И пускали свечи по воде, Веря им сильней, чем фонарям… Я бы сочинила, кто мы, где… И сбежала в лодке – к дикарям. Мир бы начертила на груди, И твой след нашла по чертежу… Здравствуй! Наконец-то, проходи, – Я тебе такое расскажу!.. *** Я чувствую к тебе – зарю бездонную… Я чувствую к тебе – к тебе в окно… Ты спишь, а всё вокруг озарено, Лучом целую впадинку ладонную. Я чувствую – себя к тебе – до слёз, До темечка души… Из настоящего Выхватываю, как ещё дрожащего Котёнка сбитого – из-под колёс. Я сны тебе пишу. И пробуждения. Пускаю кровь – пускаю твой росток. Смотрю из-под ладони на восток, Не видя своего же восхождения… И в руки раскрывается гроза Цветком, от расцветания темнеющим. Несу его, чтоб на рассвете мне ещё Сияла, не темнея, бирюза. И мчатся птицы огненными стрелами, И, чёрная, дымится тетива. Горят и запекаются слова, Но всё молчу с губами обгорелыми. Прозрачный луч уходит по стене… Вхожу к тебе, как будто в глубь затонную… Целую ту же впадинку ладонную. Ты спишь… и улыбаешься во сне. *** Я твоя неимоверная… С этой бедностью, и бледностью, И пугающей бесследностью… Я тоска твоя вечерняя… Я твоё успокоение… Море, мачта корабельная, Парусная колыбельная, Дня июльского успение… Я твои причалы-гавани, Я твои печали-плаванья И твоя невеста славная, Но не в платье – в белом саване… Но Другим себе завещана, На святой алтарь положена, То есть, грубо навзничь брошена – Не как жертва, но как женщина… Я твоя – Мария… Кто же ты? Кто же сын мой? Но по Библии… Так ли было?.. Да и было ли?.. – Жизни наши прежде прожиты… *** Не поверишь, любимый, но, правда, Я тебя целовала в Москве! Нет покоя шальной голове, И теперь я, наверно, не рада. Только зло и темно торжествую, Что, не зная обычных утех, Я была посчастливее тех, Кто тогда целовался вживую… *** Я заблудилась в высоких колосьях, Точно дорога в колёсах-полозьях, В чьих-то единственных в мире шагах… Пьётся мне только из милого следа – Стать бы дорогой с колосьями света, Чтобы плашмя простереться в ногах… Купол поехал, оплавилось золото, В слёзы, как вдребезги, ярость расколота. Нет, не в скитаниях – в остолбенении Я заблудилась, клонюсь, ослеплённая, – Это последняя кротость влюблённая И завершающий акт поклонения. День рассыпается в ясном помоле, Вновь золотится пречистое поле… Кротость последнюю в землю отдам. Тронута светом, навеки, без срока Поступью женской уходит дорога, Вдаль – по единственно милым следам… *** Я создам Землю, маленькую-маленькую, в несколько песчинок и капелек, и на Земле – нас, маленьких-маленьких, до заросших тропинок, до твоей детской фотографии с улыбкой до ушей… Мы будем строить замки – в детстве это кончается не так, как не в детстве, мы будем обрывать малину, и нам в голову не придёт задуматься, что можно задуматься о любви. И если ты предложишь мне, как в доброй сказке, пожениться, а я, как в доброй сказке, соглашусь, то здесь будет куда меньше вымысла и точно счастливый конец. И ни я, ни ты не узнаем, что улыбается, строит замки и обрывает малину за нас какой-то мальчик с лицом девочки – какая-то девочка, со стрижкой мальчика… *** Ода перу Как бабочку – иглой, Строку – пером к бумаге. Оно подобно шпаге, Сравнимо со стрелой. По-своему остро, По-своему опасно, По-своему – напрасно! – Гусиное перо. Как от-свет – старины И при-вкус – одичанья, От-тенок – замечанья И при-звук – тишины. Подобие – клинка, Сравнение – с кинжалом! Его ещё держала Любимая рука… Писатель Проскакиваю указатель – Пути дорога не указ! И рву, и рвусь, и жму на газ, И молча смотрит в мир Писатель… Отказывают тормоза, И стрелка жмётся кособоко! У гениев – бастардов Бога – Такие чистые глаза… И боль должна быть безупречной – Их раны каждому болят. Чтоб только встретить – этот взгляд, Заворожённо мчусь – по встречной! Пространство тише озерца, Смолкает позади сирена – Колокола молчат смиренно, Когда Писатель бьёт в сердца… *** Гнёт меня к небу, да тянет к земле… Что же, безумица, делаю? Кто же в тяжёлой сосновой смоле Видел берёзоньку белую? Кто обжигался о листья её, Маялся чащами, рощами, Воплем истошным пугал вороньё, Схваченный ветками тощими? Что же со мной? Вырывает меня Истово, издавна, избела – Не из земли вырывает, черня… Вот уж и яблочко выспело… Выспело, бледно зарделось – и вот Яблочек целая дюжина. Кто-то живой с них меня оборвёт – И отравлюсь, им откушена. *** Расту, как после бранной сечи Хлебнувший кровушки сорняк. В церквах упорно ставлю свечи За висельников и дворняг. Болею – и спасаюсь этим: Творить нельзя, когда здоров. Оправдываю тех воров, Кто носит краденое детям. В привычных ямбах не пою – Блаженно, дико отпеваю… Отцом Сократа называю И ненавижу мать свою. *** На носочках, улыбаясь, приоткроет двери мира Бритая моя – по вене, сумасшедшая душа. Прокрадётся, обернётся, бегло глянет из эфира – И застынет за порогом, точно крылышки суша. Как листочек, шелохнётся – и замрёт, бессильно зная: Ей нельзя освободиться, и отныне позади Будет деревом влачиться боль тяжёлая земная, С безобразными корнями вырванная из груди. Усмехнётся, как смеются только в самом страшном горе, Сядет, обхватив коленки, и уткнётся в них лицом, То ли что-то вспоминая, то ли чувствуя, что вскоре… Что и здесь, за гранью жизни, ей опять не быть жильцом. *** Горят костры. Во тьме безлюдной Горят костры. Наш мир приблудный К Богу… И Он не первый, до Него богов Мы знали много. Это мир бегов, И всё в нём беспризорно одиноко. Горят костры в заброшенных полях, Горят снега в безбожной лихорадке, И миг по ним проходит, вечно краткий… С горючими слезами на углях Горят костры. Давно стоит Земля. Стоит в стакане время, увядая. И сходит беспризорная святая За огоньком в безлюдные поля… *** В системах исчислений формулах расчётах Вы искали значение моих губ Только их не решишь А если и решишь то результат не сложишь со своим Потому что не бывает суммы губ Это нарушение всех правил пусть и не установленных Да и зачем нам сумма когда есть (крик вдогонку порог и) поцелуй Правда? Молчание Самое страшное слово – молчание. Самое страшное дело – молчание. Ибо бессловесно и бездейственно. Лучшее орудие убийства – молчание. Ибо душит изнутри – убийцу И глушит изнутри – жертву. Самая тяжкая дань – молчание. Ибо молчат живые, скорбя по умершим, и молчат умершие, скорбя по живым. Молчание… самое красноречивое свидетельство горя, силы, мудрости, презрения, безразличия, немоты. Молчание… Полный разрыв и полное слияние едины в нём. Все стихии, тысячи раз воспетые, едины лишь в молчании. Все песни, тысячи раз сочинённые, едины лишь в молчании. Но! И оно однажды взвоет за всех, не получавших ответа, за все древние плачи женские… И ответит ему – Тишина. *** где ты дальше чем есть на молчание по какую ты сторону света по какие-то ранние строки погрузился в меня нет ответа не сравнивай лето и лету где ты дальше чем есть на себя на свою разочтённую душу я её не нарушу только выну наружу посмотрю вдруг остались приметы моей двух рассветов мой рассвет начинался поздней а ещё необъятности этой необъятия брошенных сил на тебя на неё разочтённую где ты по какую ты сторону был *** Земля, беззащитный комочек, прижимается к моим ногам. Та же десятилетняя девочка, счастливая и растерянная; благоговеющая и разбалтывающая тайну; с чувством настолько глубоким, что детское сердце не может ещё воспринять его, как уху недоступен самый низкий звук, и с мелким неосознанным позёрством, – да, всё та же, та же девочка, предстаю перед Небом. Услышь меня, услышь… И, озлобленная, со всей силы отбрасываю ногой Землю. Но так ведь от неё не оторвёшься. Хоть и уходит почва из-под ног – да куда уж там взлетать – падаешь… И, униженная, ищу опоры, чтобы встать, но так и не поднимаюсь. Беззащитно прижимаюсь к Земле, огромному шару. Да, всё та же, та же девочка, Предстаю перед ней. Услышь меня, услышь… И, сжалившись, принимает меня земля. Только так от неё оторвёшься. Теперь ты слышишь меня, слышишь?.. Нет… Не взлетаю я… Пока это просто небо становится ближе, И только потому, что я расту. Грустно?.. p.s. Об авторе: Мария Малиновская родилась и живёт в г. Гомеле Беларусь в 1994 г. Студентка. Лауреат и победитель международных литературных конкурсов. Член Южнорусского Союза Писателей и Союза писателей Беларуси, Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России. Автор книг поэзии «Луны Печали» (Гомель, 2009),«Под прозрачной рукой» (Москва, 2011), «Крылья напролёт» (Минск, 2012). Автор многочисленных публикаций в сетевых и печатных периодических изданиях. Страницы в сети: http://www.interlit2001.com/malinovskaya-1.htm http://www.promegalit.ru/autor.php?id=913 Кирилл Ковальджи о Марии Малиновской: http://www.lgz.ru/article/17165/
| |
| Категория: Поэзия. Том II. | | |
| Просмотров: 1830 | Загрузок: 0 | |
| Всего комментариев: 0 | |