*  *  *
Всё мироздание – метафора,
Мотив, повторенный везде:
Свеча во тьме; кусочек сахара,
Бесследно тающий в воде;

И мы, с земною быстротечностью,
Среди пространства без конца…
И ветер времени над вечностью,
Как над листом – перо творца.

               
                 Malines*

Зря день-деньской, коклюшками стуча,
Сновали  пальцы мастериц брабантских:
Бесцеремонно руки палача
Срывали кружева в воротах адских,
У гильотин и виселиц... Увы,
Чем дольше убиенные мертвы,
Тем нам они становятся милее -                 
И вновь готов венец для головы!
И кружева ... для шеи.
- - - - -
 * Кружева  (фр.)


                   

                    Отцу

Ах, октябрь, голубое барокко,
Ослепительный день Покрова...
На прощанье  – роскошно и строго:
Белый снег. Золотая листва.

А назавтра  –  черна и убога,
И заплакана, словно вдова,
Собирается осень в дорогу,
Занавесив ледком зеркала.

Нет ей больше ни дела, ни места,
Ни того, чем могла б дорожить;
Завтра здесь ледяная невеста
Будет в медленном танце кружить.

Сорок дней до последнего срока
Невозвратному чуду барокко. 

                    *  *  *

Тепло родства, любви желанность,
С понятьем "вечность" спутав давность,
Хранят нас, точно скорлупа.

Чтоб одиночество как данность
Осознавать – нужна толпа;
Беда, в которой ты не волен,
Болезнь, что вылечить нельзя, –
И смерть,  когда глядишь, как воин,
Другому воину в глаза.


                    *  *  *

Ужасен день. Дрожа от зноя,
Распластан Иерусалим
Под белой древнею стеною.
Его палач неумолим:

Едва вращает неба ворот,
Часы растягивая в дне,
И солнце яростное город
Сжигает в медленном огне.

А ночь из сказочного сада
Бежит к нему по облакам,
Ладони, полные прохлады,
Подносит к высохшим губам, –

И в этот час, когда незримо
В объятии неразделимом
Спят на земле добро и зло,
Звезда над Иерусалимом
Глядит безгрешно и светло. 

                      *  *  *

Вдруг под ногами поплывет земля,
И долго-долго будет падать сердце
В колодец счастья  –  бездну бытия...
И времени не будет оглядеться,
Раскаяться, ещё не согрешив,
Вернуть покой  –  бесчувствия ли, сна ли...
Паденье ли  –  полёт живой души?
Полёт звезды? Когда б мы только знали...

                       *  *  *

Через века осудит православие
Безнравственность такую  –  а пока
Ведет к царю красавицу Вирсавия:
Пускай она согреет старика.

Хоть нежное касанье этой радости
Не перевесит память о былом, –
Пребудет с ним глоток последней сладости.
И, может быть  –  напишется псалом.

                       *  *  *

Уходит день. Уносит краски
И маскарадные плащи,
Уводит пляшущие маски,
Дела забытые влачит,
Суетных мыслей вереницу...
Стихают говор, смех и плач.

И запирает ночь темницу.
И совесть входит, как палач.


                      *  *  *

Давай уедем в Салтыковку,
Где есть зелёные пруды,
Где разрешается парковка
Велосипедам у воды.

Там лают дачные барбосы,
Бросаясь вплавь за пацаньём,
И нимф пленительные позы
Исправно множит водоём.

Нехитрый полдник на газетке
Заменит завтрак на траве,
А две березовые ветки
За нас сплетутся в синеве,

Дрожа от нежности и зноя,
И чуточку – от озорства.
Уедем позднею весною?
Пока не поздно? Чёрта с два....

 
                  *  *  *

Ах, кто же всем вам спать велел,
Когда вчера в кустах сирени
От певчего восторга млел
Солист в жемчужном оперенье?

И ночь стояла, не дыша,
Держа его на лунном блюде,-
И пела Богу, а не людям
Её бессмертная душа.

                      *  *  *

Течёт вода. Песок уносит ветер.
Стирается незыблемый гранит.
Лишь то, что люди видели на свете,
Из года в год история хранит.

Цари и войны, бывшие когда-то,
Не затерялись в сумраке веков;
Зачем-то помнят даже Герострата,
Убийц, тиранов и еретиков.

И, как скупец в своем унылом доме,
Мир копит всё в одном бездонном томе  –  
Но сгладил кто-то в памяти людской
И Господа шершавые ладони,
И запах глины в Божьей мастерской.

 

                  *  *  *

Так что же, выходит, неправда  –
Сияющий свод голубой,
Вечернего света отрада
И облачный сад над тобой?

А истина здесь  –  неизменна
И явлена тем, кто не спал:
Осколки хрустальной вселенной,
Летящие в чёрный провал.

             
                        Orfeo 

Всё  не  верилось, что  исчезнут
крылья  лёгкие  за  спиной,
и  стоишь, заглянувший  в  бездну,
над  разверзшейся  тишиной : 

там  – Аид, где  скользят  в  молчанье
тени  слов, что  вчера  звучали?
И  живых не найти  нигде...

Там  пустыня  –  
море  печали
по  ушедшей  навек  воде.

                         *  *  *

Могли б не встретиться с тобой,
Прожить без этой боли.
Душа кричит, как зверь лесной
В предчувствии неволи  –
И будет сладкий плен страшней,
Короче наважденья,
И приговором смертным к ней
Придет освобожденье.

                          *  *  *
 Дурачиться, от нежности спасаясь  –
 Ещё Шекспиру ведомый приём.
 О, как же уязвима эта завязь
 Любви, которой мы не признаём!

 Не узнаём... И, значит, не узнаем
 Невинного соблазна глаз и уст,
 Звенящий сад не обернётся раем,
 Чей сладкий воздух золотист и густ.

 Ах, зелен плод, и нам его не надо...
 Мяч не достанет  –  экая досада,
 Пусть от рогатки прячется в листву!

 Два сорванца своей забаве рады,
 А кто-то целит в них из-за  ограды
 И не спеша спускает тетиву.