Малыш

            Лес горел. Самые крупные и быстрые из его обитателей неслись впереди. Следом бежали зверьки поменьше. Вместе с последними торопилась скрыться от приближавшегося огненного смерча и молодая олениха со своим первым в жизни теленочком. Она беспокойно подталкивала носом семенившего на слабых неокрепших ножках малыша. Тот старался изо всех своих силенок, но их было еще очень немного, и огонь медленно, но неотвратимо настигал беглецов. Он был еще далеко, но ядовитый туман, предвещавший его скорое появление, становился все гуще. Олениха закашлялась, на глаза навернулись слезы, и она ускорила бег. Олененок отстал. Его жалобный крик заставил ее оглянуться. Он еще не умел изъясняться, но олениха все поняла. «Мама, спаси меня!» - испугано кричали его глаза с бесконечной верой в нее - свою большую, сильную, верную мать.

            Она остановилась, ожидая своего малыша, затем строго подтолкнула: «Не отставай!» Он засеменил крошечными копытцами чуть быстрее. Через некоторое время дышать стало легче: огонь отставал. Окрепшая надежда придала ей сил, и вместе с ними окрепла и забилась в ней нервной дрожью жажда жизни, стремлениеа спастись во что бы то ни стало вместе с малышом. Ее уверенность передалась олененку. Он еще не знал, что такое смерть, но страх перед ней был так велик, что малыш из последних сил перебирал своими ножками. И вдруг споткнулся об корягу и кувыркнулся. Олениха замерла, не веря своим глазам, и тут же стремглав метнулась к малышу. Олененок торопливо поднялся, скакнул и захромал. Сердце оленихи, и так бившееся часто от волнения и бега, забилось еще сильнее – ей стало жарко и страшно, как никогда прежде не случалось. Она горько вскрикнула.

            Огонь между тем догонял. Олениха уже осознавала, что они обречены, но ее молодая, только начинавшая жить оленья душа и полное жажды жизни тело не могли принять неизбежного. Точнее, лично ей ничто не мешало спастись, но ее малыш… Пересилив страх перед болью и предстоящим вот-вот расставанием с жизнью, она приготовилась умереть вместе с ним, чтобы ему не было так страшно в самый последний миг.

            Олененок хромал. И хотя изредка он жалобно вскрикивал, напоминая оленихе, чтобы та не убегала далеко, сам малыш верил: пока мама рядом, с ним все будет хорошо.

            Дым уже скрывал под собой траву и кусты вокруг. Где-то за его плотной стеной трещали пожираемые ненасытным огнем деревья и сухая трава. Олененок закашлялся и упал на колени. Мать тяжело опустилась рядом, и он, крохотный, горячий комочек, совсем недавно смело толкавшийся в ее собственном теле, крепко прижался к ней, робко оглядываясь назад. Олениха провела по его мордочке шершавым языком, крупная слеза капнула на малыша. Он вскинул на нее голову, и жалобный крик перевернул в матери всю ее неразумную, дикую, но переполняемую любовью душу. Малыш доверчиво смотрел на мать. Юная, только народившаяся жизнь не могла поверить, что может так просто исчезнуть. Она еще не знала, что так бывает, и была уверена, что что-то обязательно произойдет, и то страшное, что с треском и жаром преследует их, исчезнет, как страшный сон.

            Они задыхались, но, хуже того, огонь приблизился вплотную, и бок оленихи нагрелся. Она повернулась другим боком, заслоняя малыша, и от сильного жара сердце ее забилось так часто и сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Олененок снова закричал, пряча мордочку под животом матери. Ужас охватил ее. Тогда олениха вскочила и нетерпеливо подтолкнула малыша: «Вставай!» Он приподнялся на передние ножки, дрожа всем тельцем от напряжения, но силы, украденные коварным дымом, оставили его, - и малыш упал.

            В этот момент ветер вдруг подул в сторону огня, отгоняя клубы дыма, и перед взором оленихи показались ярко-желтые языки пламени, с голодной жадностью поглощавшие в своей непрерывно кривящейся от собственного жара пасти деревья, кусты и траву. Олениха поняла, что, если прежде не задохнется, то не сможет принять такую невозможно мучительную смерть. И представив, что ее малыш будет содрогаться в муках в самые последние мгновения своей коротенькой жизни, она сама затрепетала в ужасе мелкой дрожью и поняла, что должна сделать для своего маленького олененка.

            Олениха снова опустилась возле олененка, прижалась к нему - голова к голове. И так ненадолго застыла, ощущая, как часто бьется сердце доверчиво прижавшегося к ней малыша. И каждый удар наполнял ее душу как нежностью, от которой хотелось плакать в счастливом восторге, так и невыносимым страданием при мысли о том, что ему грозит. Затем, словно обезумевшая, она взвилась над ним и ударила копытом по головке. В самый последний миг решимость ей изменила, и удар оказался смазанным. Копыто рассекло лишь кожу на лбу. По рыжим волосикам потекла струйка крови. Олененок обиженно вскрикнул, глядя с изумлением на мать. И та, содрогнувшись, ударила еще и еще раз, чтобы только никогда больше не видеть этого взгляда, переполнившего ее рвущейся наружу и кричащей на весь мир болью.

            Малыш вытянулся, дернул крошечным копытцем и замер. Материнская слеза тяжело упала на струившуюся по мордочке кровь и растворилась в ней. Олениха испуганно дернула вверх головой и бросилась прочь.

            Она неслась со всех ног. В глубине ее простой оленьей души саднила тоска, приглушаемая чувством опасности. Оказавшись наконец в безопасности, она в изнеможении опустилась под крупным кустом и уснула.

            Ей снился ее малыш. Он убегал от нее, а она все пыталась догнать его и не могла. Весь день пролежала олениха, тоскуя о маленьком олененке. Она знала, что поступила верно и что, повторись все снова, поступила бы так же, но все равно не могла простить себе, что ее малыш умер, а она не смогла уйти вслед за ним. Страшное опустошение нашло на нее, от жажды налилось тяжестью тело и заболела голова, но олениха продолжала лежать, уткнув мордочку под переднюю ногу. Вокруг аппетитно пахла зеленая трава, но олениха не притронулась ни к одной былинке. Все ее устремления свелись к одному - забыться и мчаться без конца за своим забавным шалуном. Ночью она снова его догоняла, но на своих тоненьких ножках он скакал быстрее ее. Олениха с плачем вскрикивала ему вслед, чтобы он остановился. Но малыш не оглядывался и не останавливался.

            Внезапно какой-то звук заставил ее встрепенуться. Олениха приподняла голову. Вслушивалась долго, боясь пошевелиться, но лес молчал. Лишь где-то поблизости зашевелился под землей крот и снова затих. Подувший ветер принес запах малыша. Олениха оцепенела, разом вспомнив и его последний крик, и тот удивленный, полный чистой наивности взгляд. Не могло быть никаких сомнений, что никогда уже в этой жизни не развеселит он ее смешными прыжками на хрупких голенастых ножках и не покосится в ожидании похвалы большими круглыми глазами в ее сторону. Олениха это знала, но невозможность поверить в свершившееся и принять его вопреки всему породило все-таки в ней сомнение.

            Она тихо поднялась, не веря и все же надеясь на чудо; и, едва сдерживаясь, чтобы не броситься со всех ног, осторожно пошла на запах.

            Она нашла его в кустах. Олененок был точно таким же, как ее малыш, только без белой звездочки на лбу; да и глаза его не загорелись озорством при ее приближении. Олениха наклонилась к нему, обнюхала. Он встал и, боясь нарушить ночную тишину малейшим звуком, ткнулся носом ей в вымя. Олениха не двигалась. Тогда олененок нетерпеливо потянул сосок губами. Он был голоден и пил долго, больно покусывая, но она не двигалась, пока олененок не насытился.

            И в эту ночь ей снился малыш. Только теперь она не побежала за ним, потому что боялась потерять другого олененка, который грел ее сейчас мягким податливым тельцем. Малыш наконец обернулся, и так же, как он делал это раньше, стал с смотреть с озорством ей в глаза. Он радовался матери, и от этого в груди ее разлилось тепло. Забывшись от переполнившего ее чувства нежности, она неосторожно пошевелилась во сне, слегка навалившись на спящего олененка. Он вздрогнул, приоткрыл глаза и еще крепче прижался к ней. Олениха стала облизывать его влажным языком, и он опять уснул.

            Небо начинало алеть, светлея все быстрее и быстрее. Запели невидимые среди густой листвы птицы. Лес пробуждался.