Нет предела человеческой мерзости.

Елизавета Александрова-Зорина. Маленький человек. – СПб.: Алетейя, 2012. – 320 стр.

На последнем «Книжном Арсенале» в Киеве питерский филолог и прозаик Андрей Астцвататуров читал лекцию «Герой в современной российской литературе». Смысл её сводился к тому, что героя этого, собственно, и нет, а есть некий амёбный персонаж, который в силу жизненных перемен должен бороться с обстоятельствами. При этом борьба выходит вялая, неубедительная, и условный герой скорее пассивно плывёт по течению, нежели самостоятельно гребёт, пытаясь задать вектор движения.

О безгероичности в современной российской литературе вздыхают многие. Пожалуй, также часто, как о том, что нынешние писатели почти не ориентируется на классику, и великое наследие пылится в душных чуланах ненужным балластом.

Ну что ж, возможно, теперь часть плачущих утешатся. Писатель и публицист Елизавета Александрова-Зорина написала вполне классический и вполне героичный роман «Маленький человек», вышедший в питерском издательстве «Алетейя».

Само название апеллирует к классической литературе. С образом «маленького человека» работали Пушкин в «Станционном смотрителе», Гоголь в «Шинели», Чехов, Сологуб, Горький. В западной литературе, по мнению Петра Вайля, эту традицию продолжили Камю, Беккет и, конечно же, Кафка. В общем, попала Александрова-Зорина в солидную компанию, и это, с одной стороны, способствует, а, с другой, предполагает, что спрашивать будут по гамбургскому счёту.

Пока спрос идёт удачно: «Маленький человек» уже вышел в финал литературных премий «НОС» и Дебют». Написан роман мастерски: с живыми диалогами, яркими образами и сочными сравнениями, вроде «вечером грузный мэр вываливался из здания, как картофелина из рваного мешка». Александрова-Зорина пишет не словами даже, а фотографиями, рассказывает историю, точно создаёт презентацию из оригинальных слайдов. Добавьте сюда ладно скроенный, динамичный сюжет и поймёте, почему «Маленький человек» пользуется популярностью.

Главный герой романа – Савелий Лютый, «фамилия которому досталась в насмешку». На фамилию, уверен, обратят внимание многие. Между тем, имя «Савелий» не менее примечательно. Редко в современной литературе встретишь героя с подобным именем, оно более соответствует классической традиции, вроде любимых или нелюбимых со школы Самсона, Родиона или Акакия. Любопытно и происхождение имени «Савелий». По одной из версий, оно, с древнееврейского, означает «тяжкий труд», по другой, образовано от латинского «Sabellus», то есть, «простой, неприхотливый».

Уж не знаю, думала ли об этом Елизавета Александрова-Зорина, но с именем главного героя она попала в яблочко, потому что жизнь Савелия Лютого и, правда, тяжкий труд. Он и сам, что называется, подкачал. «Заикаясь, он спотыкался о слова и прятался от разговоров в одиночество. Когда вокруг смеялись, он плакал, а когда плакали – хохотал, он всегда вставал не с той ноги и попадал всем под горячую руку, так что к сорока годам жизнь набила ему оскомину».

Работает Савелий на местном заводе – чертит какие-то чертежи, при этом компьютер освоить не может. Душой компании его тоже не назовёшь: такой себе Бубликов из «Служебного романа». Как говорится, «умер Максим – ну и хрен с ним».

По факту, Лютый из тех «совков», которых описывает Виктор Пелевин в своём эссе «Джон Фаулз и трагедия русского либерализма»: «Совок – вовсе не советский или постсоветский феномен. Это попросту человек, который не принимает борьбу за деньги или социальный статус как цель жизни. Он с брезгливым недоверием взирает на суету лежащего за окном мира, не хочет становиться его частью и живёт в духе, хотя и необязательно в истине».

Ладно бы, только на работе проблемы, так и в семье у Лютого не сложилось. Жена – форменная стерва, спасения от которой не жди. Дочь Василиса – классическая шантропа, попивающая с подружками пиво и оттягивающаяся по вечерам в местном кабаке «Три лимона».

Собственно, из-за вечерних развлечений дочери Лютый и попадает в беду. У владельца «Трёх лимонов», местного олигарха, Антонова и криминального авторитета Могилы есть чудная привычка: увозить из заведения девочек в сауну. На этот раз их выбор падает на дочь Лютого Василису. Она-то, собственно, и не против – «Василиса некрепко держалась на ногах, осторожно ступая на высоких каблуках, и её щёки алели от выпитого», – но вот проходивший мимо Савелий, взбунтовавшись, – старой закалки оказался мужик – бросается отбивать дочку у бандитов и оказывается с глазу на глаз с Могилой. Тот, долго не думая, передаёт Лютому ружьё и предлагает застрелить либо себя, либо его.

«Получите – распишитесь». Труп. Лютый совершает поступок, избавляя город от главного бандита. Странно, что после убийства никто не мешает ему уйти. «Лютого никто не останавливал. Бандиты молча раздвинулись, пропуская его, и он, пятясь спиной вперёд, уходил всё дальше от летней веранды, на которой его жизнь раскололась, как упавшая с полки ваза».

Но, как известно, свято место пусто не бывает: вместо Могилы приходит другой мерзавец – Саам, который, убив Лютого, должен отомстить за своего предшественника. Савелий вынужден скрываться.

Правда, сперва Лютый идёт с повинной в милицию, но оттуда его, гонит дежурный, мол, беги, а то убьют. Савелий надеется на жену, а та в лучших традициях жанра предаёт его, сдав Сааму. В общем, Лютый оказывается в лесу. Кругом – сопки, тайга – дикая северная природа.

Не выдержав, Лютый возвращается в город, который «живёт сам по себе, отрезанный от страны, как ломоть», и идёт к начальнику полиции Требенько. Слово за слово, и Савелий понимает, что перед ним – Иуда, который вот-вот сдаст его бандитам. Ну а с такими у Лютого разговор короткий – ружьё в руки, «получите – распишитесь». Правда, на этот раз Савелий не стреляет, а сурово, по-пацански забивает Требенько прикладом.

Дальше, собственно, начинается то, без чего не обходится ни один приличный роман – трансформация героя: из затюканного рохли-инженеришки Лютый превращается в народного мстителя. Помните, как у Гребенщикова:

 «Когда в лихие года пахнёт народной бедой,

 Тогда в полуночный час, тихий, неброский,

 Из леса выходит старик, а глядишь - он совсем не старик,

 А напротив, совсем молодой красавец Дубровский».

Вооружившись отобранным у Требенько ружьём, Лютый устраивает народный самосуд. Алчного олигарха Антонова он, как матёрый сектант тхаги, душит в его же квартире. Кстати, непонятно, откуда у измождённого скитальца находится столько сил, чтобы так расправиться со здоровенным мужиком. Продажного мэра Кротова, будто кабана на охоте, расстреливает из ружья в бане.

Автор, похоже, многозначительными образами старается разбудить народное сознание и подсознание: простой замученный жизнью русский мужик расправляется поочерёдно с криминальным авторитетом, продажным ментом, алчным барыгой и мерзким чинушей. До полного комплекта не хватило только, чтобы «новый Дубровский» отомстил за «попитую кровушку» врачам и работникам ЖЭКа.

Неудивительно, что местные жители в городке не нарадуется. Появился у них свой мститель-ополченец. Правда, сами жители – ещё те личности. Стоило городку остаться без света, как тут же начались убийства, кражи, мародёрство. Бесчинствовали те самые простые люди. Да так, что бандитам рука об руку с полицией пришлось наводить порядок. Вспоминается бронштейновское: «Наши юноши в кожаных куртках – о, как великолепно, как восхитительно умеют они ненавидеть!».

Ненавидят в «Маленькой человеке» Александровой-Зориной, похоже, что все. Ненавидят, сутяжничают, лгут, проклинают и предают. Маленькие люди в маленьком городе. Пожалуй. Люди, которые не дают вырасти себе сами.

Дебютный роман Александровой-Зориной скорее всего сравнят с «Преступлением и наказанием» Фёдора Достоевского. Как и Родион Раскольников, Савелий Лютый – правда, в его случае невольно – пытается определиться, кто он, «тварь дрожащая или право имею». И тот, и другой убивают, в общем-то, не самых приятных людей.

Только Раскольников раскаивается, а Лютый пирует. По-своему, извращённо, во многом трагично, но всё же пирует. Став убийцей, Лютый, по сути, заново идентифицирует себя, питаясь, как вампир кровью, собственной безнаказанностью.

Роман «Маленький человек» заявлен как социальная протестная проза. Да, это, безусловно, протест. Отчасти такой же как протест Брейвика или Виноградова; «всего два выхода для честных ребят: схватить автомат и убивать всех подряд, или покончить с собой…». И не просто убивать, а смаковать сам процесс, творя самосуд.

Казалось бы, всё честно, по справедливости: умирают мерзавцы, те, кто этого заслуживал. Но, убивая, Савелий Лютый сам превращается в тех, против кого боролся, и справедливость превращается в избирательность, уничтожая себя как категорию.

Протест Лютого, за которым мне всё же видится протест авторский, не брейвиковский даже, он направлен не только против людей и системы, а, прежде всего, против Бога. Отсюда и эти постоянные, навязчивые богоборческие сентенции, разбросанные, как мины, по тексту. «Чем я хуже Бога? – оправдывал Каримов свою безумную затею. – Разве он не прячется от нас, словно преступник? И разве не убивает тайком, когда мы меньше всего ждём встречи с ним?»

Показателен эпизод, когда Лютый, вернувшись из леса, тщетно пытаясь адаптироваться к прежней городской жизни, идёт за утешением в церковь на исповедь, которая заканчивается такими словами: «Зло прячется за добром, как темнота за иконой, – думал он, спускаясь по церковной лестнице, – идёшь к Богу, а приходишь к дьяволу…»

Автор, когда речь идёт о Боге и церкви, специально сгущает краски, к тому же – намеренно или по незнанию? – неверно трактуя сам процесс исповеди. Видимо, то ли очень не любит церковь, то ли сильно хочет быть в тренде.

Ирония же в том, что вольно или невольно создавая богоборческий роман, Елизавета Александрова-Зорина добилась противоположной цели, доказав, что спасение без Бога в случае её маленьких людей в маленьком городе невозможно.

Раскольников спасается, а Лютый обречён. Спасение в городке, описанном в «Маленьком человеке», априори невозможно. В нём нет ориентиров, к которым можно примкнуть. Нет ценностей, ради которых стоит жизнь. Человек превращается в зверя.

Рушится в лице Лютого мир служения общей идее. Рушится в лице бандитов мир материальных ценностей. Рушится в лице изуродованной Севрюги мир красоты. Нечем спасать мир, и нечем спасать человека. Закинутый в изуродованный, больной социум, он не может объяснить себя, а когда пытается это сделать, оказывается ещё хуже. Потому что, как однажды заметил Анатолий Бышовец: «Нет предела человеческой мерзости». Собственно, это и есть главный лейтмотив романа Александровой-Зориной.

Максим Горький верил, что описывая в своих произведениях ужас действительности, он может изменить её. С описанием мерзостей жизни в «Маленьком человеке» всё в порядке, а вот с изменениями как-то не сложилось. Остаётся открытым вопрос – как сужать пределы мерзости, если у нас, в общем-то, нет иной альтернативы, кроме как построить на Земле если не Царство Божие, то хотя бы здоровое адекватное общество.