Семён Абрамович. Диалог с судьбой.
| 03.01.2010, 17:56 | |
 СЕМЁН АБРАМОВИЧ Говоря о творчестве Семёна Абрамовича, я не могу не сказать о том, что все встречи-остановки Diligans были осуществлены во многом благодаря именно его поддержке и помощи. В стихотворениях его, светлых и печальных, дышит исконное русское Слово, то самое, которое сегодня многие считают устаревшим, надоевшим. Но идущие по пути сложностей и вычурностей, рано или поздно приходят к этой самой, милой сердцу простоте поэзии русской. Ему часто приходилось слышать, что стихи его похожи на стихи Тютчева, Фета, Бунина.. А я скажу, что стихи его похожи на стихи русского поэта, влюблённого в свой город, в родной русский язык, в русскую поэзию. Встречайте, дорогие друзья, Семён Абрамович на Diligans! Послесловие к февральской остановке Diligans Свеча горела на столе, свеча горела
Борис Пастернак Коню дали синие крылья и назвали его СИНИЙ КОНЬ НАДЕЖДЫ
Имант Зиедонис Вечер стыл февральскою прохладой. Крик витрин и окон полумрак… В такт шагам, чеканною тирадой все звучал далекий Пастернак. В мистике безлиственных акаций прятались извилины дорог. Город плыл чредою декораций, рифмовался каждый огонек. Росчерками желто-красных линий проносились редкие авто. Что за чудо? Конь, как небо синий зацепил крылом мое пальто. Зацепил. Последний вечер зимний пробежал по телу холодком… Синий конь из поднебесной сини, расскажи, поведай, где мой дом? С нежностью, которой пишет иней, конь коснулся моего плеча: - Дом твой, путник, средь небесных скиний, в доме отчем ждет тебя свеча… там твой дом… - и синий конь растаял, разбросав копытом звездный след. Шаг за шагом. Звонкий отзвук таял, в кокон ночи кутаясь, как в плед. ______________________ Вот и дом в сонливости унылой… Все возможно в синем феврале… Прохожу сквозь скрип дверной в квартиру, в мир свечи горящей на столе… Диалог с судьбой Приглашаю тебя к диалогу, несговорчивый рок бытия. Сколько раз перешел ты дорогу, тупиками меня изводя. Сколько раз паруса в клочья рвали твои ветры, надрывно гудя. Сколько раз о немые скрижали, разбивал ты меня, не щадя. Только выбрался я понемногу, и теперь, как велит мне душа, приглашаю судьбу к диалогу, горечь прошлого, не вороша. Соглашайся, судьба, приглашаю, мне подножек хватает сполна. Я, как друга тебя привечаю, пусть спадет наших ссор пелена. Кто-то скажет: « Глуха и незряча», что бессмысленны муки пера. Не теряю надежд на удачу, зная, как ты коварно хитра. За овалом стола, понемногу, расскажу о себе, не спеша, о сомненьях своих, о тревоге, острый грифель, нажимом кроша. Диалог разве хуже дуэли? Так ли важно, что было вчера? В этой вечной мирской карусели наши будут с тобой вечера. Возразишь, что повсюду мы вместе? Фатум мой - судьбоносная тень. На одном мы замешаны тесте, на двоих каждый час, каждый день. Завершится и наша дорога, там где смысл теряет борьба. Приглашаю тебя к диалогу, несговорчивая судьба. Гроза последних дней июля Не каждая капля стекла по стеклу. Не каждой слезе удалось оторваться. Зачем нам судьба приказала расстаться? И как мы попали в ее кабалу? Боясь даже вздохом спугнуть тишину, о, как же я хрупкости нашей был верен. Я в тайны души был без грамот поверен, не зная, что в пропасть когда-то шагну. В глубинах небес, где насупились тучи, где птичий полет был все ниже и тише, где летней грозой умываются крыши и голос грозы угрожающе звучен искал я ответа. Протягивал руки, моля о пощаде небесные дали, взывая к свинцовым обрывкам печали, к слезам, растворяющим горечь разлуки. И, если был кем-то внят голос мой слабый, то думаю, только лишь Духом Господним… Гроза покидала небесные сходни, не взяв свою дань, а ведь знаю - могла бы... *** В уныние дом облачен. Для птиц приют - карниз поникший. Взгляд в горечь правды погружен, непроизволен вздох притихший. Скучна фасадная шагрень в тени видавшей век софоры. Проснувшись, мерзкая мигрень смешала мысли и укоры. 0! Келья добрая моя, мой дом на улице Еврейской. Ветшаешь ты, старею я по чьей-то воле фарисейской. Наш век мы делим на двоих, и счет годам ведут ступени. Строк оробевших редкий стих превозмогает приступ лени. Слегка дрожащею рукой я прикасаюсь к струнам лиры. Беру аккорд. Прощай, покой уединенности квартиры. Ведь даже тут, на чердаке, царит уют, припавший пылью. В родном мансардном бардаке мечты с годами стали былью. *** Вздохнет задёрнутый рукою туманно-паутинный тюль. С судьбою в сговоре июль, судьба щемит, а он – с жарою. В моём заброшенном краю зайдётся цвет софор пургою, И жизнь привидится каргою в ночном приснившемся раю. В палитре утренней зарю я для себя, как новь открою. Глазами прикоснусь изгоя к рожденью дня. И к алтарю… Скупые слёзы оброню в купель святую омовенья. Вновь соблазняясь возвращеньем, взлечу к коварному огню. И в опаленную канву оденутся надежды крылья. Любовь воистину всесильна – я этой верою живу. Живя, её благодарю, и болью отрезвляю память. Метели дней белеет зАметь – я в ней когда-то догорю. До возвращения весны Багряны осени рассветы. Леса в пастельное одеты, И миражем всплывает лето. Природа наложила вето До возвращения весны. Набрались влаги черноземы. Туманы прячутся в проемы. И озимь дышит, чуть заметно, Живет надеждой незаметной, До возвращения весны. Во всем осенние приметы. В посадках прячутся секреты Еще, вполне, зеленых трав. Ступаю, их слегка примяв, До возвращения весны. Злы необузданные ветры. Счет синевы идет на метры, И желтолистые сонеты Так любят сочинять поэты До возвращения весны. Голубиный пасодобль Голубиный пасодобль наблюдаю с высоты, Танец легкий и воздушный у волнующей черты. Тут, у самой кромки крыши, объяснение в любви, О! Прекрасное мгновенье, ты свой ход останови. Четки звуки «El En Mundo». Память их приберегла. Танец страстен голубиный! Грациозен взмах крыла! Под воркующие крики, стихло даже вороньё, Чёрный голубь - голубь белый сердце тронули моё. Танец птиц щекочет нервы, будоражит их весна, Край проснувшейся портьеры мягко дышит у окна. Взгляд не в силах отвести я от влюбленной пары птиц И сквозняк срывает влагу с неподвижности ресниц. Голубиный пасодобль наблюдаю с высоты, Танец легкий и воздушный у волнующей черты. Тут, у самой кромки крыши, объяснение в любви, Я бы тоже станцевал так, но без крыльев, как? Увы… "El En Mundo" - (исп.) один из самых известных и популярных вариантов пасодобля. Пасодобль (исп. Paso Doble — «два шага») — испанский танец, имитирующий корриду. В золотых прожилках моей веры В золотых прожилках моей веры - Серая моя уединенность. Освещает свет небесной сферы Рук моих молящих устремленность. Плачет нерв натянутой струною, Не вдохнуть, сдавили сердце слезы. Поражают мертвой красотою Яркие искусственные розы. Моё эго, подползая гадко, Подставляет подленько подножку. Горька правда, горька и не сладка, Как лекарство, налитое в ложку. Свечи; пламя стражником бессонным, Одиноким кажется и вечным. Следуя божественным законам, Я молюсь и расправляю плечи. От мирского я не отрекаюсь, Хочется пожить по-человечьи. Грешен я, поэтому и каюсь В стихотворном честном красноречье. Горькая соль истины Что ты делаешь здесь? В своем плавном скольженье по стенам От чего так дрожишь, когда воздух касается свеч? В эту тихую ночь, когда слышно движенье по венам, Ты прислушайся, тень, откровеньям моим не перечь. Я сейчас, как и ты, совершенно бессилен, измучен. Молчаливая тень, ты боишься моей тишины? Этот замкнутый мир звездной ночи и мной не изучен, Я еще не постиг звездно-лунной его глубины. Где-то там, в заоконье, мир терзаний, страданий, скитаний, Мы теряем друг друга, облученные солнечным днем. И встречаемся в ночь, сотрясая пространство признаний, Не боясь опалить свои души и крылья огнем. Я пытаюсь излить свои мысли, молясь над строкою, За столом у окна, где луна серебром на листке. Я с тобою делюсь на границе меж светом и тьмою, Чувств рифмуя аккорд, струны стиснув в своем кулаке. В тишине наших душ, где раскатами вписаны громы, Где из лавы любви прорастают и счастье и боль, Мы с тобой, ты и я, в безвременье. До чувства истомы, Сеем в звездной ночи с вкусом горечи ИСТИНЫ соль. Старый пирс Старый пирс Примеряет из пены парик. Поржавевший от соли старик Помнит силу и ласку волны, Гнев и тайны морской глубины. И цементное сердце его Иногда заболит оттого, Что невечен и он под луной И рокочущий серый прибой. Молчаливо простертым перстом, Символическим стал он мостом Между сушей и бездной морской, Между мной и мечтой голубой. В этой розово - бледной заре Пирс затронул те струны во мне, Что уже много лет, к ряду ряд, Беспокоят мой слух и мой взгляд. *** Людмиле Шарга Акаций звучат кастаньеты В дуэте с декабрьским ветром. Быть может их песня о лете, Которое в думах под фетром. А, может быть, в радостных лицах, А, может быть, в запахах пиццы, А, может быть, в маленьких птицах, На пальмах щебечущих в Ницце. Спешу лабиринтом аллеек, Спешу, поклоняясь Авроре, И ластится кошкой о берег, Играет лазурное море. Играет на радостных лицах, А, может быть, в запахах пиццы, А, может быть, в маленьких птицах, На пальмах щебечущих в Ницце. Здесь каждая мысль заповедна, Здесь каждое слово – истоки. Песчаная отмель бесследна, В прибое рифмуются строки. Рифмуются в радостных лицах, А, может быть, в запахах пиццы, А, может быть, в маленьких птицах, На пальмах щебечущих в Ницце. P.S. Об авторе: Семён Абрамович,поэт, прозаик. Автор поэтического сборника "Ступени лестницы моей". Член Национального Союза Журналистов Украины Член Южнорусского Союза Писателей Лауреат Премии американского радио ( 2005г.) Лауреат международного конкурса "Пушкинская Лира"(2008). | |
| Категория: Поэзия. Том I. | | |
| Просмотров: 1194 | Загрузок: 0 | |
| Всего комментариев: 0 | |