КАТЯ  АЙЗЕНШТАДТ

                                                                                В МОЙ ГОРОД ИСЧЕЗАЮЩИХ ТЕНЕЙ...

Я не увижу Пабло Пикассо,
Его морщинами изрытое лицо,
Его шутов в кочующей кибитке.
Под небом голубым увозят свитки:
Тень, девочку на шаре, и никто
Не остановит цирковой парад,
Он для меня останется загадкой,
Тот синий оттиск на бумаге гладкой.
Жонглёры, чёрно-белый маскарад
В ночном квартале, всё проедет мимо,
Фанера скрипочная, белый профиль мима,
Зелёным маслом завтрак на траве,
Бой матадора, аутодафе
Со смертью, в образе чернеющей глазницы.
Я не увижу их, а ночью мне приснится
Дождь за окном и тёмное кафе. 

               ***

Тебе, колибри, из городских широт, 
Из уличного смога, где скелеты 
Белеют башен, вечером одеты 
Неоном снов. 
Из железобетонных крепостей – 
Билетик лёгкий вечного проезда 
В наш странный мир, 
Где прячутся в подъездах 
От времени, от снега и дождей 
Седые духи, 
В наш непрочный день, 
В мираж, зависший паутиной рваных 
Дорог асфальтовых 
И форм непостоянных, 
В мой город исчезающих теней.

         ***

Мой  город, мой недуг,
Отхаркивающий смог июльских улиц,
Морщинами раздолбанных дорог,
Соприкасающийся с небом, 
Так родственен собратьям-городам,
Растёшь и разрываешься по швам,
Событий, дней,
Сбежавший  сумасшедший.

                 ***

У вас там жарко, и цветёт миндаль,
Все ждут дождя, а здесь дожди в избытке.
На редкость тёплый выдался февраль.
Подъезды, как промокшие улитки,
Распахивают темноту нутра.
И в этом не по-зимнему бесснежном
Московском дне – такая, брат, хандра...
Как будто кто-то чёрным «Нет надежды»
На этом дне нарисовал с утра,
Исхлёстанном докучливым дождём.
У вас хамсин и пахнет апельсином,
Горячей питой, морем синим-синим
И чем-то, чем обычно пахнет дом.

              ***

Когда корабль пересекает океан,
подплывает к меридиану моего лица,
из туманной дали залатанного прошлого
выступает берег-кит, гигант настоящего.
Он застыл в ожидании странников,
Он их ждет, чтобы утром открыть
свои дали и ближние скалы,
золотые монеты рассыпает им под ноги,
будит спящих зверей, посылает им птиц,
машет ветками старых деревьев.

        ***

сижу с тобой в кафе 
оно гнездится среди улиц 
листвы опавшей 
по стеклу – следы 
прошедшего дождя 
целуются цветы 
с бумажным тюлем 
уже жара закончилась 
прозрачен воздух 
ветки 
прописывают контуром чертёж 
на блеклом дне 
и этот запах едкий 
цветов засохших 
запах папирос 
Герцоговины Флор 
мы – в этой временной беседке 
в беседе времени 
забыли заплатить 
за утренний вокзал 
за зонтик на двоих 
за мелкий дождь 
за лужи по дороге к разговору 
прикосновение руки 
там у забора 
стоял подержанный автомобиль 
30-х ретро 
и это всё привиделось как мета 
как поворота знак 
на дождевом пути 
мы цедим чёрный шоколад 
в груди 
он растекается 
горчинкою из лета – 
на языке 
и невозможно перейти на «Ты»

                          ***

А знаешь, диалог с тобой на полуслове оборвётся. 
Зачем тебе очаг потухший мой, вода, упавшая в колодце? 
Прозрачная темнеющая гладь? 
Над домом аисту креста не распластать. 
Ты взглянешь на косяк открытой двери. 
В беседке, на столе, под кружевом из тени – 
Следы от чашек, в лужице - пчела. Неловкое движенье... 
Как перед пропастью  замрёшь, перед порогом 
Одно мгновенье.
 

Павел Маркович Обуховский

Он уже третий день  в медитации, 
Уже целых два дня 
Зависает в прострации, 
Сидит в темноте, ни еды, ни огня, 
Павел Маркович Обуховский, 
Вот такая фигня, 
Ни жена, ни московский 
Чемпионат, ни ужасный 
Начальник, ни опасный 
Поворот событий 
Не выводят его из состояния 
Вибрации, 
Плевать он хотел на операции 
В секторе Газа, 
На развал газо- 
Нефтяного концерна. 
Положи перед ним голову Олоферна, 
Он не отличит её от качана капусты, 
Потому как пусты его мысли, 
Чисты помыслы, 
А число дыханий в минуту 
Сократилось до двух. 
Собрались друзья, родные вслух 
Не говорят, но все понимают, 
Дело швах.  
К нему: Паша, Маркович, 
Обухович, 
Ни фига, ни отзвука, 
Только подходит 
Иногда к двери, 
И слышно, обратно уходит, 
На пол садится от стены не отводит глаз. 
Это всё показное, говорит Сёма Горелик, 
Вот увидите, не пройдёт и недели... 
Что? Недели? 
Вопит  жена Надя, 
Глядя на это всё, вмешивается Толя Зальцман, 
У Паши отличное здоровье. 
А я лично, считаю нужно вызвать скорую, 
Шепчет его подруга, 
Оглядываясь воровато, 
Да и поздновато уже. 
Молчат, вздыхают, 
Собираются уходить. 
А Паша там, в медитации завис. 
Хоть бы один зашёл, стащил  с карниза, 
Вытащил из субстанции сна, 
Разыграл с ним Цу-Е -Фа, 
Мол всё лафа, Паха. 
Ни хрена, ни один урод, 
Не сделает ход – 
Сесть рядом, вот, 
Видишь, я такой же мудак, Паша, 
Как ты, я у той же черты, 
Которую ты начертил 
И за которую – страшно.

                 ***

Когда мы встретимся за зыбкою чертой, 
Мой собеседник, вот наговоримся! 
За чашкой кофе в облачном кафе, 
За столиком из лёгких сновидений. 
Я прихвачу с собой листвы осенней 
И запах булочной. В широких галифе 
Предложит звёздное меню проныра-кот, 
Ночной ловец пустот и многоточий. 
Отпразднуем небесный тет-а-тет, 
Нам будет день широк, срок расставания – неточен. 
Транжиры времени, из лунного кармана растратим пустоту 
Небес осенних, раннюю весну и запах лета пряный. 
Всё, до гроша из жизни продувной – 
В ладони вечности. За дверью, в проходной, 
В пространстве смерти – мокрая одежда 
Под номерками лет, и прежде, 
Чем мы покинем светлый день, 
Уроним взгляд туда, где с нами наша тень...

Скажи: « Сегодня выпал первый снег»,

И год откроет новую страницу

Повествования, и может так случиться,

Что темой изложения, предмет,

Или вернее скажем, литгерой,

Не кем другим, а собственно, тобой

Окажется, а  линия сюжета

Проявится как след от самолета,

Неровный шрам в печали голубой.

Там в мягком кресле, уже целый час

Счастливым сном туристка из Парижа

Забылась сладко, праздничный Парнас

Все дальше удаляется, все ближе

Под первым снегом тихая Москва,

Семь  тридцать, солнце тусклое едва

Преодолело  финиш горизонта,

И в переулках сброшенное золото

Метет неумолимая метла.

Всего через каких-то полчаса

Воздушный лайнер совершит посадку,

И этот кадр последним будет в краткой,

Прокрученной мне киноленте сна.

Меня подхватит распорядок дня

И выбросит на улицу, броня

Промозглого октябрьского утра,

День надиктует дел привычных сутры,

Меж коих – прочерк, перекура для.

Но есть же что-то, есть искомый пазл,

С которым совместив все остальное:

День уходящий, сумерек опал,

Приходишь в состояние такое,

Как будто верно знаешь наперед,

Что через пять минут, где переход –

Спит пьяный бомж, с ним - рыжая собака,

Все будет точно так и станет знаком,

Что тот во сне паривший самолет

Не менее действителен, чем тот,

Возникший пешеход, чем эскалатор.

Я это все к тому, что год спустя,

А может быть каких-нибудь полгода,

В Москве проездом, у друзей гостя,

Спускаясь в переход метро  у входа

Возникнут  бомж, собака, пешеход

Плечом тебя заденет, в  переход

Течет толпа. Ты вспоминаешь смутно…

А был ли самолет, Париж? Как будто

Ты снился сам себе весь этот год.

Так вот, скажи, сегодня выпал снег?

Затягиваясь первой сигаретой,

Ты видишь, как зима берет разбег,

Как первый снег все заполняет светом,

Как укрывает двор, притихший дом,

Уж неизбежный слышен обертон

В оркестре отступающего года,

Все выше, выше к куполу, где своды

В предвечном выдохе застыли звуком ОМ.

                    ***

Выныривая в осень, в жёлтый круг
Кленовых лап из топи виртуала,
Осознаёшь, что жизнь, она не вдруг,
Не в этот жёлтый день осенний стала
Похожа на тупой мультяшный квест.
Крик в голом небе эхом, а окрест
Всё замело листвой, прозрачным светом
Струится полдень мертвенный, и в этом
Дне уходящем выражает год
Почтенье лету, тяжким полнолуньям,
Июльским ливням душным до безумья.
Ты в этот неизбежный переход
Перемещаешься с подхваченными ветром
Зонтами, шляпами, цветочными букетами,
Всем этим хламом летней суеты
В осенний сумрак, где стоят пусты
Ещё не оголившиеся парки,
В молчанье их, в очерченность границ,
Где каждый падающий лист на землю ниц
Есть знак движенья рук священной парки.

                       ***

Тут снег,  пошёл, пошел, да сплошняком, 
Дождь, перешедший в снег, накрыл холстом 
Последний солнечный каникулярный месяц. 
Зима хозяйничает в городе моём, 
Он стал от крыш промокших сер и тесен. 
Закуриваю сигарету. Рыжий хлам 
Сметает по углам, разносит дворник-ветер. 
Ещё листва пытается к ногам 
Упасть. Но прилетело в ледяном конверте 
Послание грядущих зимних дней. 
Так одиноко стало улице моей, 
Так стало холодно! Как будто верфи, 
Гигантские стропила – контуры домов. 
Корабль – летящий город, в гриве парусов 
Отчаливает в марево метелей, 
Бесстрашен в одиночестве, и двери 
Захлопывают зимние жильцы. 
Все – в плаванье, до островов весны. 
Все – в плаванье, незначимы потери, 
Зимой удержаны и ей окружены, 
Мы ждем, как сказки, праздничных открытий, 
Орехов золотых на Новый год 
Над первым днём заснеженным плывет 
Голландец – город, декабрём укрытый. 

От шкурки жёлтой мандарина, от тоски,
От августовской прелости, от пятен
На высохшем асфальте – непонятный,
Горчащий привкус. Будто бы внутри,
В злой сердцевине месяца, как мёд,
Как сладость, Искус с примесью измены.
Так пахнет в воздухе перед грозою серой.
Так инфернальным оборотнем вдруг –
Событий круг окажется. Из первых,
Из утренних полураскрытых уст,
Из алости – тот шепоток-бессмертник
В меже мелькает фиолетом смерти,
Притягивает взгляд, торопит грусть.
А августу не жаль ни платьев летних,
Ни хрусталя дождливых утр.

                ***

Отсутствие твое проело ржавчиной 
Осеннюю страду ступающего года. 
Прихода заморозков, новостей недели 
Ждет понедельником за окнами погода. 
Так ярки краски, отмеченного дня дыханьем, 
Живьем звериных нор, природным камнем. 
Нет полости в едином изобилии, 
Из тени – к свету, из заката – к жизни, 
Мне дни работ не жаль, в тепло суббот 
Стекает сок сердечного усилья. 
Там плавятся на жертвеннике кости 
Убитых лет, 
По следу мокрому, как в гости 
К обидам детства тянутся извивы 
Слезой дождя, 
Утерты рукавом, как разговором. 
Проляжет просекой в моей прическе скоро 
Морозный иней, 
Из прядей ярко-рыжих уйдет жара.

                          ***

кому-то другому достанется мой подарок
      что ж – не пропадать волшебству!
                  тот подарок тебе
                  затерялся растаял
                  среди арок часов
          не всегда возвращается эхо
                    слух обманчив
          искажение временем слов
    изворотливость старых сюжетов
            укрепляют уверенность
              что бессмертна душа
                    выбирает сама
                        и дорогу
                и выход последний
                оставляя на сцене
                неподвижное тело
              этот броский наряд
            в полутёмной актёрской

                      ***

Как свет звезды за тысячи столетий

Из области, где живы только дети,

Из ойкумены вечной немоты –

В ростки, в бутоны, в тени на газонах,

В вечерний влажный обморок озона,

В  случайные слова из темноты.

Ссылки на другие ресурсы

Стихи.ру

http://www.stihi.ru/avtor/osher21

"Русский Гулливер"

http://www.gulliverus.ru/gvideon/?article=8274

P.S.Об авторе