23.06.2012, 11:35 | |
Знала его стихи, где море урчало, и переговаривались лениво волны, и «сердце-медуза, сжимаясь, кричало о разлуке..», где проступало «незримое», то самое незримое, за которым охотится каждый, именующий себя поэтом. Наверное, просто нужно любить жизнь, чтобы так писать.
Витиеватое перо
Теперь будут говорить, что жил он трудно и бедно, что не помогли вовремя, не успели. Ты прошла, озарив этот вечер.
* * *
Я вошел в этот дом; я коснулся
Непростительно мало издано книг. Всего одна.
Хочется надеяться, что будут ещё и ещё, теперь уже - посмертные издания.
Пройдут и Офир, и Освенцим, Говорят, что он часто терял написанное. Писал снова – и снова терял.
Повинуясь высшему порядку, Пишу о поэте, которого не знала, о поэте, который не изображал из себя поэта, который был им, о русском поэте Игоре Павлове, ушедшем из жизни этим летом – 5 июня.
Пишу, хоть и, наверное, не имею права на то чтобы писать о нём, но нет сил молчать, и хочется сказать хоть несколько добрых и благодарных слов. Редактор сайта Гостиной Diligans Людмила Шарга
***
Обаянье, обаянье...
Гул неприбранных стихов...
Но тревожит обонянье
Мир, что смраден и суров.
Он земным угаром пышет,
Что изводит города,
Он и цветом липы дышит.
Ах, ты, липа - лепота!
Ах, захоженные плиты
Тротуаров и дворов!
Нездоровы, неумыты,
Самый воздух нездоров!
Как в Гоморре и Содоме -
Все паскудно, без затей.
И нельзя укрыться в доме,
В нем - обилие чертей.
В доме - преют диалоги,
Вянут ушки у мышей.
По ночам встаю в тревоге:
Чую зовы алкашей.
И живу в чаду, в тумане,
Жизнь в окрошку превратив.
Покаянье, покаянье -
Окаяннейший мотив!
***
Вернемся в дом. Я так боялся!
А он - опять похорошел.
А в нем отрада - блеск фаянса,
Тахта, подсвечники, торшер...
Но в космы ночи впиться! В спячке!
Лелея медленность в шагу!
Вдруг - мотыльком в балетной пачке,
Хрустящим, - сослепу, в шелку!
Как чужды мне уюты комнат,
Часы медлительных растяп.
Глаза, вчерашних насекомых
Таких влечений не простят...
Взлечу! - И насквозь ночь пробита,
И рана ширится, горя,
И упоительна орбита
У золотого фонаря!
***
Еще не ведаю - к ножу
Толкнешь, одаришь горькой частью...
Еще смеюсь, еще дрожу,
Еще я слеп. Еще я счастлив.
Еще я жив, едва познав,
Как упоительна Далила,
Пока меня от горьких трав,
От синих дней - не удалила.
И вот - подводят к Палачу...
Мне петь запретно - о Высоком.
Смиренный мастер, я молчу,
Отягощен медовым соком.
Пой, небо синее! Синей!
Так сладок мед! Так вольны птицы!
ворошатся, как сирень,
Глаза и губы теремницы!
***
Нас судьба свела. Вот он, край стола,
Тяжелы зрачки - чернота легла.
Вот он, книжный бор, вот он, прах и мох!
Без морей-озер, без путей-дорог!
Без дерев, без трав. Потускнел, пожух,
И, в окно влетев, ужаснулся жук.
Это я - тот жук, и никто иной,
В марле маялся и трещал спиной.
Это я - тот жук. С воли, с воли я,
А к столу прилип для Небытия.
И легко ли вслух говорить о том,
Если стол велел жить с закрытым ртом,
Если стол велел от него плясать,
И молчать о нем - и писать, писать!
***
Только бы расслышать! Спи, фонарь безглазый...
Я в плену. Тут холод; он к душе прилип.
Я в снегу. Я зова не слыхал ни разу
В мире белых глыб.
И едва зажжется, запоет, забрезжит
Звездочка, - чтоб тут же в облаках пропасть,
Я рванусь! Постели пусть меня не нежат.
Только б не проспать!
Замыслов зачатья, завязи хотений!
Помню, помню бред!
И вернется жизнь, и разбегутся тени,
Вспыхнет новый свет.
Ночь
И, освятив росой ладони,
Войду в притвор сверчковых криков,
Что славят Ночь - и Монотон.
Там пропоет мне Тишина:
Не подымай глаза ночные,
Не подавай планетам Знака,
Не жди, чтобы звезда упала,
Забилась, мокрая, в росе...
Не жди. Замри. Усни, как все...
Призыв сверчка - святая дрожь.
Ты не поймешь его укора.
Еще не время. Спи. Нескоро
Ты книгу Вечности поймешь.
***
Туда, туда, где ветер прячет
Напевы флейт и окарин...
И где с цветов - в балетных пачках
Слетела стайка балерин!
Раскрепощенно, упоенно
Во мглу поплыл воздушный стих, -
Как будто легкая Миньона
В матьолах движется седых.
И безмятежно эльфов пенье,
И, как стрела, поет шоссе...
Твои ладони и колени -
В ночной прохладе и росе...
***
Безмолвие - душа вещей,
Укор страстям и бедам,
Но в каждую вникая щель,
Поэт о том не ведал.
Одетый в праздничный жилет,
Петух к оградам жался,
Пока забывчивый поэт
По кладбищу шатался.
Слагал, слагал из листьев стих,
Все приникал к могилам.
Он слушал, слушал речи их
О суетном, - о милом...
***
Пройдут и Офир и Освенцим,
Забудутся Рим и Рени...
И старцы пройдут. И младенцы,
Когда постареют они...
Конец прозираю - в начале
Едва проявившихся дней.
На свете так много печали,
Что можно не думать о ней...
Печаль - и в движеньях, и в позах,
В сплетениях душ и имен...
Печаль незаметна, как воздух
Во всем пребывая, как он.
И, послана во искупленье
За бред, за дурные дела.
Как осени благословенье,
Прозрачная старость пришла...
Обещание
В декабре - в неизвестном году -
Я приду к тебе; снова приду.
Я приду к тебе, вкрадчив, - как врач,
Я приду к тебе, нежен, - как нож.
Прикачусь, как доверчивый мяч,
И замру, - успокоюсь у ног...
Я приду к тебе - истинный бард
С полумертвой седой бородой.
Отрекусь от созвездий, от карт,
Буду счастлив забытой игрой.
Я - приду к тебе.
Ночью приду.
Ты почуешь меня. Как беду.
Вспомним город о двух головах,
Где душа подымается в рост,
Ибо в зданиях - множество плах,
А над ними - бесчисленность звезд.
Перепутаем - май ли, февраль?
Перепутаем - ночь ли? Рассвет?
Я приду к тебе, - легкий, как враль,
Безнадежный, как утренний свет.
Я приду к тебе... Слышишь? Приду.
***
Подобрал, подыскал, подытожил -
Знанье зыбко. Тут нечем пленять.
До высот понимания дожил,
Где уже - ничего не понять.
И влечет, колыхаясь, перина,
И душа - забывается сном.
Хохочи же светло и невинно
Над старьем, и над истертым сукном!
Над пустой головой седовласой,
Хохочи, не жалея меня!
Хохочи над последней гримасой
Уходящего алого дня!
Хохочи над судьбой Арлекина,
Потерявшего жизни ключи.
Над дурманом безверья и сплина
Хохочи, моя боль, хохочи!
***
Повинуясь высшему порядку
Я своей строкой не дорожу.
То теряю новую тетрадку,
То листок забытый нахожу.
В жизни нет покоя и отсрочки,
Но среди непомнящихся дней
Все пишу свои слова и строчки
На листве, слетающей с ветвей.
***
День отошел, как молебен...
Вспыхнула полночь, дыша.
Чуть содрогнулась - и в небе
Движется чья-то душа.
Филином, полночь, поухай
Звездный роняя восторг,
Черной смертельною мухой
Скапни на белый листок!
***
Мы льем в туманы - молоко,
Губами отражаем небо.
Прекрасен мир, и жить легко,
Питаясь вымыслом, как хлебом.
Нам преподносит встречный дом
Намеки, блики, цифры, знаки...
А мы глазеем - и бредем...
Мы созерцатели. Зеваки.
Из юных кто-нибудь франтих
Мелькнет - из нынешних камелий,
Опрятной птичкой пролетит,
Дохнет уютом парфюмерий,
Порхнёт, - и снова далеко,
А нам-то что! Мы слов не тратим.
Нам жить немыслимо легко
Среди цветов и винных пятен.
Старый угол
Улицы облиты лунной ртутью.
Чёрен тополь, в черни - серебро.
Петухи во сне кричат: - Ратуйте!
Чует горло лезвия ребро.
Постоялый двор, как лошадь, прянул,
Шевельнул затекшие мешки...
И стоят, немея, молдаване -
Черные ночные мужики.
Сонный ветер еле трепыхался
В этой яме, в столбняке ночном...
Где я шел с крестом - и спотыкался,
Чтоб упасть в Небытие ничком.
P.S. Павлов Игорь Иванович
Родился в 1931 г., жил в Одессе.Стихи публиковались в печатных и сетевых журналах «Арион», «Октябрь», «Интерпоэзия», «22», «Крещатик», «Меценат и Мир», «Артикль» и др. В советское время не печатался, был известен как поэт одесского андеграунда. Победитель интернетовского конкурса «Сетевой Дюк» 2000 г. на лучшее произведение, посвященное Одессе, в категории «Поэзия». Первая книга стихов вышла в Одессе в начале XXI века. Один из прототипов героев "Провинциального роман-са" Ефима Ярошевского и рассказа Анатолия Гланца "Прокурор города Гайворон". Ссылки на статьи об Игоре Павлове http://www.promegalit.ru/publics.php?id=2585&PHPSESSID=30009890513e70f608700365c38e78d1 http://vo.od.ua/rubrics/kultura/21670.php http://odessapost.com/?p=14103 Библиотека одесской литературы http://veseliymakler.odessa.ua/libraries/author/pavlov/list_pavlov.html
| |
Категория: След в сердце... След на Земле. | | |
Просмотров: 859 | Загрузок: 0 |
Всего комментариев: 0 | |