Марина Шапиро. Насквозь...
| 16.09.2010, 10:05 | |
  МАРИНА ШАПИРО Марина Шапиро... Утончённость, выверенная элегантность Марины
удивительным образом сочетается с её стихами, строчки которых действительно
пронзают насквозь, особенно, когда слышишь её голос и видишь танец жеста - танец
изящных рук. Изумительно-напевный "Московский вечер"... Просто так, безо всякого повода вдруг всплывёт в памяти : " Плыли, плыли, оплывали, как подтаявший пломбир, фонари, Москву качая за окошками квартир..." И вот уже покачивает тебя на волнах воспоминаний о московском вечере, синем и далёком. И "изнывающий интерьер" нет-нет, да и напомнит о себе... Очень много можно говорить о стихах Марины, но всегда лучше услышать, как говорят сами стихи. МАМИНЫ ПИРОГИ Много лет назад секретом ты хранила все рецепты. Я, под ленту спрятав чёлку, аромат родного дома Постигала в кухне этой и свою вносила лепту Суетою. Я с тобой месила тесто, и облизывала пальцы, Наблюдая с сожаленьем, как ты крем на коржик мажешь. Мы с тобой трудились вместе, только ты взбивала яйца, Я — из баночки варенья сладкую творила кражу. Что мне стоит Все рецепты с этой полки взять, испечь пирог такой же С рыжей корочкой до хруста, с кремом — ………………………………………………лёгкая программа. Да, могу. Могу… Но только лишь одно меня тревожит — Без тебя на кухне пусто и темно, ты слышишь, мама?! Впрочем, что я… ПТИЦА - В НОЧЬ Обледенели провода, и птицы вниз кричат: Беда! Куда же нам лететь, куда? Где приземлиться? — Не нам вы копите уют, не видно нас поющих тут, — и песенку свою несут подальше птицы. Все песни выпеты до дна. Дорога им лежит одна, что на земле и не видна — утрой усилья. Боль разрастается в груди, и, замерзая на пути, одна другой кричит: Лети! — Слабеют крылья! Всё глубже, глубже птица в ночь, и холод ей не превозмочь. На вздохе улетает прочь, стихая, клёкот. Налей и, закусив, запой о разминувшихся с тобой тех птицах, чья беда и боль уже далёко. Они замёрзли по пути, никто не захотел спасти, ты выпей и себя прости — грустить не дело. В полётах избежать потерь нам невозможно, а теперь — вставай и распахни мне дверь — Я долетела! ХВОЙНЫЙ ПЕЙЗАЖ - БЕЛАЯ ВОРОНА За ближним полем, на холмах тёмно-зелёно и весомо стоит, подмяв земли изломы — До горизонта плеч размах. Наполнен силой, как "Ура!" Он здесь на месте и по праву. Он Хвойный! Это не дубрава, что вся обсыпалась вчера. Одна берёзка — не в расчёт. Её он вытолкнул из стенки, и, сиротливо сжав коленки, качнулась: "Два шага вперёд..." она… задравши уголки у горлышка сведённых веток, дрожит, как заяц однолеток, поняв, что взведены курки. Летит машины остриё. Всё мимо. Только глаз уносит, На лобном выхватив откосе, Одну её. Одну её. О НЕВЕЧНОЗЕЛЁНЫХ ДЕРЕВЬЯХ Мы стоим на ветру, до костей облетев — Вот и кончился лета подарок. Только осень ещё, и куплет, и припев, Оплывает, как старый огарок. Где-то вьюги для нас тёплый кокон плетут, Где-то зимние ставят теплицы… Мы бы жили ещё, если б жили не тут, Если б жили не так, как случится. Мы не вечнозелёны, так чтО горевать — Может быть, из обрушенной кроны Голоштанной весной мы начнемся опять, Пусть не вечно-, но юно-зелёны. МОСКОВСКИЙ ВЕЧЕР Плыли, плыли, оплывали, Как подтаявший пломбир, Фонари, Москву качая За окошками квартир. Дом был полон тишиною, Ливня шорохом и сном. Я сказала, что не стОит Всё о том же об одном. Ты поднялся безнадежно, Я сказала: - Заходи. Там, снаружи, нежно-нежно Землю гладили дожди. На вечернем перекрёстке Был отчаянно красив Полный ливнями московский Чёрно-белый негатив. Чмокнул лифт, Отъединяя Мир бездомных фонарей От закукленного рая Крепко запертых дверей. РОДИНА Я смысла не вижу в неВинных занятьях. Кабатчик сжимает пружину объятья На горле бутыли — бледнеет пустая, В стаканы и кружки нутро отдавая. И скрипка на цыпочках тянется к шее Бродяги бездомного с носом еврея. А он, обнимая такую подружку, Бросает на стол недопитую кружку, И страшными пальцами с лунной излукой, Шлифует по золоту первые звуки. Несвежий поэт оплывает слезами По пьяни, гуляющей в нищем Сезаме. Его мы не знаем, мы с ним не знакомы, Знаком нам кабатчик и здесь мы как дома, Но каждого ждёт свой помост эшафота, На каждом ребре есть пятно катафота И тень от креста есть на каждой улыбке, Поэтому дольщик играет на скрипке. Гуляет кабак, отправляя поминки По нашей когорте пропитой на рынке. Пускай догадались — давно уж не дети, Что всех сквозь толпу поведут на рассвете. Но… знать неохота! И скрипка играет, И крепче кабатчик объятье сжимает. УЕЗЖАЛИ ИЗ РОССИИ ТОГДА ...Но тут опять вступил защитник, Сказал, что это фонари, Что так кружили хлопья снега, Что ожидание ночлега Сидело у домов внутри. Бороться не имело смысла. И небо тёмное нависло Так однозначно, как тавро На лбу у Курского метро. Там был туман, я вышла снизу, И всё от пяток до карнизов Дрожало в тёмном молоке, И только фонари в руке Всего Садового кольца Стояли нимбом без лица. И все уехали оттуда: Куда Исус — куда Иуда, Пилат остался, ты да я Любить родимые края, Хранить сожжённые мосты И рассуждать до немоты... ВСЕГДА ...Но тут опять вступил защитник: Итак, светили фонари, Стояли пО трое и знали, Что только эта цифра Три Даёт предметам равновесье И говорит нам, что едва ли Глаз европейца в состояньи Вместить чуть более в сознанье. Ведь так сидят у Леонардо На Тайной (пО трое) вечЕре, Как в бельэтаже — мы в партере. Направо движется строка, Пока мы смотрим сквозь века... ОН говорит, но не виня: — Один из вас предал меня... ТЕПЕРЬ ...Но тут опять вступил защитник, Сказал, что факелы светили, И так кружили мотыльки, Что не хватило нам строки, И что мы суть не уловили. И что зачем судить в тумане, Когда опять билет в кармане, И снова едет мир отсюда: Куда Исус — куда Иуда. Но всё же! Птица-тройка мчит, Звезда с звездою говорит, Шинель ласкает человека, Свеча горит, фонарь, аптека, И Ленский жив, и Ленин молод И снова мятежи и голод... ...Но тут опять вступил защитник... начало 90-х XX века ДЕТСТВО. МОСКВА. По переулкам, скверам и дворам, По всей московской скрученной спирали, По запертым, как крепости, домам Уже давно старьё не собирали. Я помню деревянный коридор С нанизанными на него мирами, Где две подружки несусветный вздор Друг другу по секрету поверяли. Конфликтов детских злая простота, На целый дом три плюшевых медведя, Горелки, расшибалочка, лапта И телевизор с линзой — у соседей. Там Яуза в гранитных берегах, И липы пахнут тяжело и сильно. Я этот запах снова слышу в снах, Когда ночами над Москвою ливни. Там двор-фрегат под стираным бельём И детские улыбчивые лица, Старик кричащий нам: «Старьё берЬём» В шестидесятых во дворе столицы. Ну кто теперь возьмёт его мешок, Ну кто сегодня скажет: — Забираю, Всё, что выносят дети за порог, Я на колечки яркие меняю. По переулкам, скверам и дворам, По всей московской скрученной спирали, По запертым, как крепости, домам Уже давно старьё не собирали. ГОЛУБЫМ ТАНЦОВЩИЦАМ ДЕГА, ВИСЯЩИМ НА МОЕЙ СТЕНЕ Не каждый день пишу, ………………………не каждый день… То колокольчики звенят в пустынной зале, Где одиночеством ребёнка наказали, Хотя вокруг и мебель и родня… А он один грустит внутри меня, Слезами и тоскою упиваясь — Стихи уходят, так и не рождаясь… А то Москва-вокзал, где много слов, Но буквы три — вот весь дневной улов. И… …на стене, где голубой кордон Дега о танцах вяжет разговор, Я прохожу, …………простите, ……………………миль пардон, Сквозь них иду в соседний коридор И, через маленькую дверь, ……………………………что, …………………………………мнится, ………………………………………справа, Вхожу в Париж. …………………Прелестная забава Сидеть, ………писать, ………………в уютных погребках На всех салфетках, путаясь в словах, И профили вином вязать на стойке… Но там всё не навынос, …………………………и на койку Я возвращаюсь — сквозь Дега — в метели, Немного поплутав, ……………………навеселе, Храня на нЁбе свежий дух Мартеля И зной июля в белом феврале. И вновь Москва, и вновь душе неймётся, И явь стиха, как три плевка даётся… Что делать — ………………я люблю Москву с утра. ...и завтракать давно уже пора... ИНТЕРЬЕР Между черным лаком дерева И панбархатом портьер Так изысканно-рассеянно Изнывает интерьер. Я пришла сюда по улочкам, Где с утра весь день метёт. По дороге съела булочку, Постояла у ворот... Вы меня так мило встретили, Расспросили про метель И как будто не заметили, Что не застлана постель. Вы торшер включили бдительно, Кофе с тортом принесли И совсем неубедительно В кресло тёмное вросли. А потом сильнейшей жаждою Истомили разговор. И за фразою, за каждою, Всё ломался слов узор. Ах, как хочется, как хочется Между слов пустой канвы Обратиться к вам без отчества, А потом опять на Вы. Притянуть — и отодвинуться, Приласкать — и отпугнуть — Жаркой лавой опрокинуться Прямо с неба к вам на грудь! Где же вы набрались мужества, Не протянете руки, Не разрушите содружества Уваженья и ...тоски? Ах, припасть бы к этим искровым, К этим яростным очам, Потерять бы счёт неистовым В бездну брошенным ночам! Но метель накроет белою Остужающей волной... Ничего-то я не сделаю, Потому что вы — не мой. Пусть стоит ветрам открытая Безнадежная кровать. Я одна, ………..тобой не сытая, Дома буду ночевать. ========================= P.S. Об авторе: Марина Шапиро - поэт, художник, вдохновитель и организатор поэтических встреч "Шапировские вечера". По специальности - архитектор. Член Союза Писателей Москвы. Издано два сборника поэзии: "Защитник" ( Москва, 1991г.) и "Насквозь" (Москва, 2009). Публикации в альманахах и периодических изданиях. Сотрудничает с Театром живописи под руководством Ляли Телятниковой. Стихи Марины Шапиро переведены на немецкий и английский языки. Живет в Москве. Кроме того, Марина любит путешествовать и фотографировать - думаю, что вам будет интересно взглянуть на её фотоальбомы. Ссылки вы сможете найти на поэтической страничке Марины: | |
| Категория: Поэзия. Том I. | | |
| Просмотров: 1884 | Загрузок: 0 | Комментарии: 1 | |
| Всего комментариев: 1 | |
|
| |
