| 04.04.2014, 13:23 | |
МАРИНА МАТВЕЕВА
…Я не люблю людей. Бродский «Натюрморт» Бог – это потолок комнаты надо мной. Если мне нужен Бог, стану его стеной.
Лягу я на кровать комнаты без окон. Не на кого плевать – я не люблю икон.
Плюнешь на потолок – инда себе на лик, ай да себе на лоб, токмо себе и крик.
Как откричит, поймешь, как бесполезен он. Бог – это пото-ложь комнаты без окон.
Хоть привались к стене, хоть на полу отвой – разницы, жено, нет – дом. Потолок. Он твой
щит от земных потерь, кокон земных забот. Он говорит: «Я дверь, люк и подземный ход –
лишь проруби! Давно нет топора – грызи. В комнате есть окно, просто оно в грязи.
Мой! И увидишь свет, Драй! И услышишь слог. Глаз отвечает: «Нет. Вижу: ты – потолок».
2. Спи, нигилисте. Спят все. Но приходит зло – «Господи!» – и опять ликом – на потолок.
Инда не лбом об пол – ай да монаси в ряд. Не от духовных зол на потолки глядят.
Если б хоть пустоту буддову – без идей… Мать вопиет Христу: «Сын ты мне или где?»
Тот, кто лежмя стоит – дослеза извести… Бог – это монолит. На тебе – извести,
люстры тебе, лепнин – пусть отвлекают взор. Если ты мне не Сын, значит, ты просто вор.
Инда взлечу, горда, ай да над головой!.. Он отвечает: «Да. И потолок я – твой».
СлОвяне Системочки мироздания рождаются от безделия, когда на душе π-здание, и всё на один не делится. Когда все живое замертво захватано, перелистано, тогда она и рождается: своя, а не чья-то истина.
– Я знаю, как все устроено! Не надо мне ваших знаньицев. Конечно же, как по-моему: поскольку оригинальная идея – не для дебиликов. Дебилики любят общее. Любилили, нелюбилили… А все было так: короче, на, теория струн – тупятина. Декартова плоскость – бредище. Эйнштейн – это чисто дятел, на. Души в человеке нет еще. Страна у нас – просто задница. Будь я президентом, я б ее… Всем юзерам в морду яндексом. В раю огурец был яблоком…
И кажется: не закроются. И странно, что не расплачутся. Словяне мои, героевцы, мудрочеры и палачики. Непризнанный ген Италии. России росинка манная. Растоптанные сандалии. Платоновые платаны («на...») Зарплатовыми заплатами сократинки несокрытые. Безрыбье фальшивозлатое, разбитенькое корытие.
*** у которых будущее вампирят города большие, каким всегда не хватает будущего. Пошире разевают пасть, обнажив резцы, кое-как почищенные с фасадов и парадных. Мельче планктонных цист капли будущего, и, наверно, надо так. Бывают малые города, что пытаются за себя бороться, на столбах, на крышах и проводах распиная блики большого солнца, а живые души – на площадях, что, подстать большим, то «звездой» концертят, то ли стягивают под какой-то стяг – крепче вбить сознание самоцел(ь)ки своему продажному городку, для того на этой земле и естем, чтобы каждый раз принимать укус до бескровья за поцелуй невесты.
Огнепоклон В религии зороастризма постулируется бытие благим, любовь к ближнему и творение добра по личному волеизъявалению человека – без каких либо «кнутов и пряников» от божественного мира. Там – спят, здесь – спят… И куда мне с моей бессонницей? Там – свят, здесь – свят… И куда мне – огнепоклоннице?
Там – Бог, здесь – Бог… Почему же планете – бесится? Там – слог, здесь – слог… Не писать – так только повеситься.
Там – слеп, здесь – глух… Для кого оно пишет? – нервами!.. О Святый Дух, не последняя – да не первая…
Добро и Зло. Точка сборки мы – и не более. Прости «козлов» – недовыбрано, недоболено.
От боли той ты и молишься, всё и молится. А тот святой – не от боли кто, не от боли – сам!
«Любите Мной, – остальное всё – бесьи пакости». Под Сатаной мне о плачущих нынче плакалось?
Хочу – сама! Ближнего любить и добро творить. А мне – сума: от себя дарить – нечего дарить!
А мне – тюрьма: от себя любить – прочь, постылая! …А здесь ума ставить некуда – так любила я!..
Гордыни грех? Умаление – дальше некуда: весь человек – точка. Даже и не молекула.
Точка сборки Что мне сделать для тебя, любимый? Терпеливец, гадина такой, свято-тать, своей невыносимой добротой ко мне ты не покой,
а раскол душе моей врасплошишь: я должна быть счастлива с тобой, благодарна, как больная лошадь, что не оттащили на убой.
Убивателей любить – так просто: ты скотина – белый лебедь я. Сразу возникает чувство роста духа над паскудством бытия.
Здесь – паденье. Я сама – скотина. Я – тиранья, инквизиторьё. …Знаешь: не пытать – невыносимо – то, что и под пытками – твоё.
Лебедем для лебедя, наверно, только белопёрый птичий мозг сможет быть чуть больше, чем мгновенье: там, где нет рассудка – нет и розг.
Разум – выбор. И один на свете: Зло – Добро. Как скучно на Земле… Или озеро плясать в балете – иль давиться перьями в золе…
От такой тоски и третье встанет: то, что лечат в дурках, и с трудом: до утра утробное метанье – мигски! – меж гордыней и стыдом.
Да остановись же ты, мгновенье! – меж единственными Азъ и Ять! Ведь смогло же чье-то исступленье свет и тьму на радугу разъять,
видя в титаническом бессилье струнный запах снеговых вершин… Белое. А это только – или чёрное. Отплакала – пляши.
Изругала – приголубь. Ублюдок – солнышко. Убила – воскреси. Даже бесы молятся – покуда их не видит царь бессильных сил. Вот когда не дали – всё без фальши. Приказали: боль. Да без проблем! А дают – и ты берешь, – что дальше? Кто прикажет, как вот с этим всем?
Дотираниваться, чтоб вскотинить… Растопчи! И вновь святи, как тать! Пусть хоть раз другой решенье примет за меня, кем мне сегодня стать.
Белопушизм Мне можно – только о себе. Ни о каких чужих страданьях! Чуть о т.д., чуть о т.п. да о системе мирозданья.
Мне запретило потрошить тех, кто и так уже вспотрошен. Мне приказало: если быть – то только дозвери хорошей.
А как мне это возуметь, когда ни ум, ни разуменье того не ведали, где плеть над миром – била во сплетенье
и вен, и солнышка в щеми, когда голодная Ангола вгрызалась в плоть… Но накормить их этим – нет. Так что с Глагола?
Какого жечь сердца людей? Когда сердцам – нужда в погладить! Я не умею. Я – злодей. Меня полезней даже бляди.
А раз не гладить – то молчать. И даже не ходить в глаголах… И только о себе кричать… Себя – не жалко. Мне – не голод.
Эк, невъебенность! – всех ангол и лепрозориев, блин, символ! А всех-то бед моих – глагол… Креста в нем нет. И я бессильна.
Царь Иудейский Нет, здесь не в российскую душедверцу побирушкой просится Украина… Индоевропейское мое сердце, праславянская его сердцевина.
Не живет в нем Бог, что Господь Всевышний – тесен круг других, а вопрос квартирный портит, ох, и портит… В одною с Вишну коммуналке выжить – необратимо.
Обратить меня воскресенья властью? Царь: живи один – это всем известно. Но часы стучат Тебе: помни – (платишь!) – Индоевропейское свое место.
Помни, как потомков златого Кия Причастил Ты кровью – да не своею. Бьются мне сердца их – они такие: Разорвутся прежде, чем орабеют.
Те, кто выжил и покорился рабству – пусть и Божью, держат себя за глотку и сейчас… Загадочен наш характер, вовсе не загадочна наша водка.
Вот она: и тайна, тоска, две бездны – Достоевский, что ж ты молчал об этом? Аль еще истории неизвестны были эти царственные секреты?
Что ж ты сильных гнешь самоодоленьем, никогда не избранный наш Мессия? Не был ты для русича откровеньем. Царь, живи один. Отпусти Россию!
О великой победе Видимо, я уродина, Клокоть больных идей… «Мы защищали родину!» – Вы убивали людей!
«Это не люди – гады! Нас не щадя совсем…» Просто: убийства, гады, не оправдать ничем.
Видимо, сами черти шепчут мне этот гимн: лучше отдаться смерти, чем убивать самим!
Видимо, я чудови… Милый, не на войну! Рук в несмыванной крови – Плачущих! – не приму.
Я – не для победителей. Для миротворцев – я. Боже, возьми в Спасители маленькую меня…
*** Ты старше меня. Ты раньше умрешь. Я стану невидимой миру вдовою: Не рвать мне волос с показательным воем, Не сметь демонстрировать черных одёж.
Ты круче меня. Ты раньше умрешь. Есть Божий предел и для самых отважных. Моими молитвами выживешь дважды, А втретье… другие пусть молятся тож!
Ты лучше меня. Ты раньше умрешь. Такие нужнее в раю – для примера. А я эпизодом приду на премьеру Кино «Без тебя». В сердце – тоненький нож…
Ты любишь меня.
Час амёбы На меня напали снобы. Я их не хочу! – основой всей кричу.
Рассуждаем о геопоэтике, соционике, пафосных странствиях. Терминуем. От сих и до этих я в теме, далее – альдебаранствую. Не столичная девочка – южная. Ну, не девочка. Но и не женщина. Где-то прячется роза-жемчужина от себя. Холодильнее жести над филолоном – не для филоложества – разлетаются травы под облацы. Будто ноль, окружающий множество, будто множество волнами – об Отца.
Отведу беду – глазами, ножку чуть вперед – и за ме- ня мой род!
…Рассужденья затыками сыплются, вышивают глаза гобеленами… «Символический… этот…» Не сытится муравьед-неутоля Вселенная, хоть термитов рожай – неуёмище. Только все – для того же – простейшего. «Амебейные строфы...». Амёбий час. И века-диссертации. Тешится нашей сложью любая хозяйка: хоть обастралься – а завтракать подано. Да и спят – и Платон, и козявка. Плоть терминалы захлопнула, подлая…
Только кто же этим снобам даст? – лекарство от озноба. Говард Фаст.
Фридрих Ратцель, Хаусхофер, Жак Лакан,
хорошо ли на Голгофе дуракам?
Крес(т)ло Он ей – диван для отдыха души. Она ему – ручной домашний гений. Зверь хуже тигра. Гладить не спеши – а то откусит руки по колени.
А отдохнуть – пожалуй, что, позволь – ей нелегко: рецепторы, аксоны настроены, отлажены – на боль, на суть, как посвящённые масоны,
на истину, как «ихтиосы» – ад ещё неведом коим – до Соборов, – ещё не установленный в Догмат, Христос смеётся с ними у Фавора...
Ей не до смеха: ужас древних книг, кромешность жжёной человечьей кости и – здесь, сейчас, и каждый вздох и крик… Ручной домашний еретик-апостол.
Не веруешь? Вложи свои персты. Стигматы – раскалённые местами… А впрочем… что такое вовсе ты? Диван. Чуть кресло. Отдых меж крестами.
Ауто Отвернись от меня хоть на миг, не смотри в глаза. Это странно: пытаться любить – для другой души. Для себя не люблю давно, тонкий голос «за» сохранение сердца кощунственно задушить
всею мощью своей пожелал изощренный дух… Недуховный какой-то – на всё у него ответ аутичный: один – это больше, чем сотня двух, – потому и одна – это я, а с тобою – нет.
Не смотри мне в глаза. Не сверхценно – тебя беречь и спасать, и удерживать веру в меня твою. Лишь помыслю об этом – рассудок заводит речь, что из собственной сонной артерии прану пью.
Хороша, бесконечно блаженна твоя любовь… Абсолютнее истины, смысла ее ценней, благодатней нирваны, подвинется даже Бог… А подвинуть себя – непосильная сила мне.
Ты на кару не тянешь. Ты хуже: епитимья, Волевейшему из безволий святой урок. Но бесплодно блаженство твоё – у меня есть я. Не святому туда, где подвинется даже Бог.
Охисуку «Испорти мне жизнь, ограничивай и изменяй, попутно из собственной ревности сделай перформанс. Зачем абыжаешь: другое тебе от меня понадобилось…» Эти уши чувствительны к форме. Для них в каждом слове метафора или гротеск, ирония ли, идиома, а может, литота. Чем дальше заходит Алиса в твой сказочный лес, тем больше скучает в трёхсосных его поворотах. Знакомые всюду: вот кролик, а лапках звезда с небес, это Шляпник – с ним вешалки от Такизавы. У Пустика-Дутика вновь вечеринка-скандал – пиарово полуслепой и разлапистой славы. Опять Тру-ля-ля под окном серенады поет, опять Тра-ля-ля ей читает стихи – как насмешку. Алиса скучает и колет расплавленный лёд остатками совести с вежливостью вперемешку. Потом ненаглядная милая выпьет бокал вприкуску с богиней и не-пережить-мне-разлуку, устало поднимется, отулыбнётся: «Пока!», оставив на памяти флёр – аромат «Охисуку». И ты усмехнёшься... А что, не рыдать же тебе над бедной неверой, которая даже минуты иллюзий себе не позволит – как будто обет суровый дала. Не себе, а другому кому-то. Иди себе, скучная милая. Песен не пой, не слышь сольвьев, не вбирай дынноспелых рассветов… Звезды тебе, сука такая. Пусть кто-то другой потрудится, чтоб ты сполна получила за это.
Кинжали На могиле девушки лет двадцати пяти выбито… (не могу от неё уйти, лунатический ступор: светло и жутко) «Не стала звездой – не хотела быть проституткой». Кем ты была: певицею, поэтессой, моделью, художницей или другой принцессой, думающей, что принцесса, пока не стало ясно, где корни тронов и пьедесталов… Что тебя выбило: дринки или уколы? Нынче не свойственно свято блюсти приколы: самоубийц хоронить за оградою и без знаков опознавательных… Где ты теперь, однако? Дал тебе Бог покоя за отвращенье к блядству или попытка самости – худшее святотатство? Где они были – те, кто тебя хотели, в день, когда ты растворилась в чумной метели… Эти слова, что теперь означают тебя на камне, ты написала сама. Ни одна рука, мне знаемая, даже ангела или мамы, так «о другом» не напишет… Всей панорамы жизни чужой не уместит в простую фразу. Только сама. На листочке. Перед экстазом мироотказа – за то, что хотел – но вовсе и не тебя. А впрочем, тебя не спросят. Как и меня, и ее, и его, и этих, и это деревце, что истязает ветер… Где они были, те, кто его сажали, в день, когда стволик расшрамывали кинжали…
Мендсанбат
Полчаса на сайте самоубийц Не читай интернет, а особенно самоубийц. Поброди по аллеям – увидишь деревья нирванные. Каждый лист – это Будда. Ложись у корней его ниц и послушай немного подземные реки незваные.
Не читай интернет, а особенно если стена. Кто же будет контентить про выход? – лишь секта-моралина. Позовут тебя в рай, ты ответишь: идите вы на, А ответив, поймешь: а пути-то лишь два – только рай и на.
Не читай интернет, а особенно если один. Там реклама сердечности – акция, скидки… Не спи, сорви! Поброди по аллеям. Собачка бежит – погляди. У нее интернет у куста, где другие пописали.
Не читай интернет, а особенно наши стихи. Эти люди не знают ни дома, ни варежек, ни зонта. Убери им слова – обнажится рахит и бронхит. А снежинки на льдинки цветами свечами нанизаны.
Марина Матвеева Поэт, литературный критик, культурный обозреватель, литературный редактор. Творческая география: физическая – от Львова до Иркутска; сетевая-журнальная – от Крыма до Чикаго. Публикации: Украина, Россия, ближнее и дальнее зарубежье. Авторские поэтические книги: «Светотень» (2003), «Избежность» (2005), «Теорема слова» (2006), «ЭГОистина» (2010), «ТРАНС[крым]ЦИЯ» (2013). Редактор и соредактор ряда авторских книг, коллективных сборников, литературной периодики. Лауреат конкурсов, фестивалей, премий, в т.ч. международных, победитель поэтических рингов. В настоящее время – соредактор отдела поэзии журнала «Брега Тавриды» (Крым), ведущая крымской рубрики интернет-журнала «Что есть истина» (Лондон), литературный координатор проекта «Web-притяжение крымской поэзии и Бардовский видеомост» и др.
| |
| Категория: Поэзия. Том I. | | |
| Просмотров: 947 | Загрузок: 0 | |
| Всего комментариев: 0 | |