Любовь Малкова. Нет в этой жизни пустяков...
| 16.09.2010, 21:33 | |
 Любовь Малкова - поэт, художник, автор поэтического сборника "Секрет пропорций" (Москва, 2009). Родилась и живёт в Москве. Любовь Малкова ... Вспомнилось вдруг её " СумасБродское". Вчитываясь в посвящение Поэту, я осознала, как права Люба: "...не разгадав в нём ничего в итоге." Её стихи - стихи-размышления, стихи-раздумья, стихи-наблюдения заставляют вглядеться в то, что на первый взгляд кажется нам пустяками... Diligans предлагает вам небольшую подборку стихов Любови Малковой, а это ссылка на её авторскую страничку: http://stihi.ru/avtor/june2806 НЕТ В ЭТОЙ ЖИЗНИ ПУСТЯКОВ Я шла, усталая, домой. Был серым день. Был серым плащ. Был серым шарф мой с бахромой. И настроение - хоть плачь. Вертелись мысли в голове, о том, что жизнь не удалась... И сапоги месили грязь...И до получки «тыщи» две, а лучше было бы все пять занять, чтоб погасить долги. Зря напрягала я мозги – их было вовсе негде взять! Но обожгло вдруг гладь щеки. Как будто капелька с небес, как в песне нота фа диез меня коснулись пузырьки! Смешной веснушчатый факир, создав прообразы планет, в себе свой храм творя и свет, пускал из мыла пузырьки, наполнив ими этот мир. Игра, забава, пустяки? Живые двигались цвета под дуновеньем теплых струй. Как - будто божий поцелуй его отправили уста, дыханьем теплым пОлня их. Роились, множились, цвели, меняли форму на лету и отражали красоту неподражаемо земли. И я забыла о долгах, о всех напастях и врагах. Душевный мой раздор утих. Как манна сыпался с небес тот невесомый арабеск. И стало тихо и легко. И я вздохнула глубоко. В моей душе рождался стих как отпущение грехов под танец мыльных пузырьков. Нет в этой жизни пустяков! ПЛЫЛ ТИХИЙ ВЕЧЕР, ЧТО В ГОРАХ... Плыл тихий вечер, что в горах внезапно переходит в темень. Дневная схлынула жара, и падали ажурно тени на лица и на плечи нам, сужая мир по сторонам. Ползла густая пелена тумана в мрачное ущелье. Катился вниз с тропинки щебень, рождая звук похожий на какой-то птицы смертный клекот. Умчалось прошлое далёко. И каждый звук в душе как эхо. И каждый шаг — как будто веха. А за хребтом ютились сакли. Мы истомились и иссякли. Касаньем задержав за локоть, он вдруг приник ко мне повинно. Единый взгляд… и вздох единый… Что дальше?... Горною лавиной, нас обрекающей на смерть, терялась под ногами твердь. Сомкнулся мир в его глазах! А где-то плакал падший Ангел... Нам возвратятся бумерангом его и слезы и тоска. Но это после, а пока... я, бросив мир к его ногам, забыла все: откуда родом, кто продавал, за сколько продал, что было правдой, а что ложью и что идти по бездорожью. Сомкнулся мир в его глазах! Внизу алкал нас город пыльный (трещал назойливо мобильный) — шли пить курортники нарзан... С ума сБРОДСКОЕ... ПОСВЯЩЕНИЕ... "Мы будем жить с тобой на берегу..." И. Бродский. Мы будем жить с тобой на берегу, И будут облака в виде флотилий Над нами плыть. Все, что не воплотили, Мы воплотим. Из глубины лагун Добытых мы отпробуем моллюсков. Их нам подаст галантно по-французски Под соусом какой-нибудь гарсон, И напевать мы будем в унисон Мелодию, не зная слов. Не важен Их смысл совсем, все дело в антураже, К которому наш дух приговорен. Оставим на песке свои следы. Их волны нежно слижут языками, А море, разбивающее камни, Покажется тогда , наверняка, мне Сверкающим осколками слюды. Тогда, сумея позабыть о дне, Дотронешься до перламутра кожи Обветренной и , может быть, похожей На кожу персика, созревшего вполне. Я прошепчу в смятении « О, Боже!» Все отраженье дОнной глубины Увижу я в твоем молящем взоре, И я пойму, что это... море...море, Вдруг ласковее став и бирюзовей, Владеет мной прохладою волны... Мы будем долго вглядываться вдаль, Искать во всем нелепые предлоги, Разгадывая звездный календарь, Как вечную небесную скрижаль, Не разгадав в нем ничего в итоге. НАТУРА Она натурою была. Поправив пышные одежды, Она садилась где-то между Окном и краешком стола. Она не знала, что сеанс, Который для нее как пытка, Ему целебнее напитка И иногда впадала в транс. Луч света падал как-то вскользь И проникал во все изгибы. Не все художники могли бы Мысль спрятанную видеть сквозь. Создав полупрозрачный смог, В котором образы витали, Он вырисовывал детали, Мазками перекрыв мазок. Так был его устроен глаз. На холст они ложились густо, Чтоб складками стекая с бюста, Разнить от бархата атлас. Смотрели два ее зрачка Ему в глаза. В улыбке губы Желанны, трепетны и любы, Под взглядом дрогнули слегка. Не ведал он, что совершал, Для всех закрыв от тайны двери. Ключ от нее навек потерян... Название было ей – душа. Века назад, тогда и нынче В недоумении народ. Она из племени Джоконд, А он из племени Да-Винчи. Она из племени Джоконд, Она из пламени Да-Винчи. ПЛАЩ КАЗАНОВЫ Важней мужчине оболочка – изгиб бедра и мрамор кожи. Овладевать телесным проще. Сложнее подчинить сознанье. С младой простушкою пригожей всяк позабавится три ночки. Но только мАстерский настройщик, свет преломляющий на грани, найдет оттенки светотени, нюансы интонаций звука, и обольщающим гипнозом он превратит в рабу Царицу. Применит тонкую науку, перипетий хитросплетенье где будет всё – и смех и слезы, где будут сметены границы между греховным и небесным. И затуманится рассудок, смиренно крылья сложит воля, всецело подчиняясь страсти. И вспыхнут в небе изумруды! И вырвется из сердца песня! Звучать ей и сильней и доле. По силе ей судьбу украсить. ЕЙ НРАВИЛИСЬ ВИСЯЧИЕ МОСТЫ... Ей нравились висячие мосты, а жесткие конструкции претили. Она носила белые мантильи и украшала кольцами персты. И в сказки и фантазии свои она сама же веровала свято. Не доверяла лозунгам и клятвам, лишь слушала как пели соловьи. Она кормила белых лебедей, раскрашивала радугу над крышей. А по ночам свои писала вирши под музыку осеннюю дождей. Так разрушая логику систем жил человек в иллюзиях явлений - Где признак непохожести, там гений живет неузнанным до времени меж тем. ШЛЯПКА Кто б на нее вниманье обратил на женщину немолодую эту (в метро кто спал, а кто листал газету), когда б не этот редкий креатив, на голову без робости надетый? Зашоренный стереотипом взгляд упал на шляпку старого фасона, которая вполне «семисезонна» (осмелюсь так назвать ее условно), и задержался, на нее упав. Видать, нездешняя...Французская персона... Как будто клон божественной Пиаф… Я пригляделся… Кто надеть посмел такой убор и дерзкий, и пикантный? Ведь он – что на меже встать на пуанты! Он среди сонных духа - "опохмел"! Во времена очередного "...изма" забытой женской слабости он - призма , Причудлива в ней, явственна харизма. А чувственность и страсть в ней откровенны. Она - Планета!..Островок Вселенной!.. Летящий и сверкающий кристалл!.. Как чья-то воплощенная мечта, как Галатея, что сошла с холста, она прошла по душному вагону, перекроив все модные законы. И взгляды отворялись ей вдогонку. И расплывались в нежности уста. УНЫЛО ДНИ ЕЁ ТЕКУТ... Встает с тяжелой головой и болью резкой загрудинной. Таблеток и пилюль конвой прикроет пыльною гардиной. Лекарства примет и настой. Взгляд бросит в зеркало случайный, такой пугающе пустой, каким бывает чай спитой иль сводка радиовещаний. Прошлёндрав в тапках пару раз бессмысленно по коридору и силы исчерпав запас, опять прибегнет к валидолу. Уныло дни ее текут... И никаких иных реалий. И в них окно – всего лоскут в ее лоскутном одеяле. ШЕСТОЕ ЧУВСТВО Держу безумие в поводырях. Мне заменяет слепоту оно. Хоть вряд ли от того мне легче. Но все-таки ничуть не ведом страх. Лишь тот, кем вызвана она, единственный ее излечит. Но стоит ли прозренье слепого розового сна? Еще увижу мир в цветах, от коих тени как мыши серы. Еще сожрут меня химеры. Порвав наряд на лоскуты, и их вообразив цветами, как будто бы они свежи и срезаны с росою, несу в пространстве темноты, в котором соловьями птахи, воображаю миражи, судьбы разгадываю знаки, а раны посыпаю солью. Легко ль в объятьях безрассудства? За каждый шаг душой плачу. Пяти мне не хватает чувств. И бьется выстраданным словом соленое, горчащее, шестое чувство. ОБРЕЧЁННОСТИ ТАЙНЫЕ ЧИСЛА "Число правит миром." Пифагор. Он падал на Землю, расcвеченный бликами яркого солнца, Себя проецируя в розовый бункер залива. Карминово-красным горел, будто связанный стронций, И видом своим предвещал неминуемость взрыва. Он все колдовал над пространством как перед грозой буревестник. Но тихо в салоне, спокойствие... Кто-то листает журналы, А кто-то не спит, молча слушает эхо последних известий... Моторы ревут, свирепея в трагичных аккордах финала. Закономерность отказа пружины, педали, антенны - Ничто по сравненью с другим непреложным законом, Завещанным нам, несмиренным, дерзающим, вздорным, Чтоб снова напомнить, что все мы ничтожны и тленны, Что смерть низвергает надежды, любовь и банкноты, А жизнь как случайность, как нечто лишенное смысла... И все же нам нравятся, нравятся, нравятся эти полеты И обреченности нашей конечные тайные числа! ПЕСНЯ БЕЛОГО ЛЕБЕДЯ Рванем на крыльях из Москвы в тишь осыпающихся рощ... Пускай нещадно хлещет дождь, срывая золото листвы. Опустимся к воде вдвоем, туда где царствует осот, В холсты Поленовских красот, к тому, что поросло быльем Давным-давно в обоих нас как ряскою заросший пруд. Пускай уже не оживут картины, где цвела весна. Давай судьбу благодарить за тех часов недолгих медь, В которых нам случилось петь на той воде, на той траве, Забыв подрезы на крыле, не позволяющие сметь. ТО ЛИ ВОЗДУХ СЛИШКОМ ВЛАЖНЫЙ... То ли воздух слишком влажный, то ли в глаз попало что-то - Вдруг бенгальскими огнями заблестели фонари. Я плетусь в кривых пространствах на последних оборотах, На себя смотрю пристрастно и плутаю изнутри. Невозможно знать до срока, невозможно знать заране, Что случается такое раздвоение к весне... Словно мы несовместимы на изношенном экране. А когда он опустеет,.. снова ляжет первый снег. То ли воздух слишком влажный, то ли в глаз попало что-то... | |
| Категория: Поэзия. Том I. | | |
| Просмотров: 1506 | Загрузок: 0 | Комментарии: 1 | |
| Всего комментариев: 1 | |
|
| |
