ФЛЕЙТА, ЖУЖА И ДЕНЁК

       Лара всегда вставала рано, с самого детства. И никогда не меняла этой привычки. Жаворонок, ничего не поделаешь. Она, может, была бы рада поспать еще часок-другой. Но какая-то неведомая сила выдавливала ее из-под одеяла и заставляла затемно начинать день.

Лара смотрела на огонь газовой конфорки. Маленькие голубые язычки пламени своим прозрачным хороводом бились в дно чайника, заставляя его угрюмо гудеть. Чайник тихонько сердился на конфорку, на Лару, на это утро. А чего сердиться? Неплохое утро, не хуже других, вполне и вполне. К тому же и вечер сегодня, скорее всего, будет вполне. На сегодняшний вечер у Лары билет в оперу. А потом, потом она, возможно, отыщет свою флейту.

Играть на флейте Лара так и не научилась. Способности ее были ниже средних, в музыкальную школу поступила поздно и вскоре бросила. Вот и осталась - без умения, но при инструменте. Почти всегда, возвратившись  из оперы, не снимая вечернего платья, она бережно вынимала флейту из футляра и торжественно подносила к губам. Когда она вдыхала в этот изящный предмет порцию воздуха, наружу вырывались звуки. То сиплые, то резкие, то конфузливо-вкрадчивые, то неожиданно веселые во всей своей несуразности. Добро бы она могла сыграть хотя бы одну-единственную пьесу, ну хоть несколько чистых нот. Но звук для нее был не главным. Лара отдавалась осязанию инструмента. Она представляла себя музыкантом перед концертом, размышляла о том, как, наверное, волнительно это ожидание – до дрожи в коленях, до холодка в животе. И тогда она радовалась, что не музыкант, с тихим вздохом облегчения смотрела на свою флейту, стирала с «губок» следы помады, и прятала флейту в футляр, а футляр – в шкаф.  Потом она раздевалась, платье отправляла на законное место в шкафу, а сама еще и еще возвращалась мыслями в театр, в ту реку звуков и страстей, из которой никак не могла вынырнуть. Да, впрочем, и не хотела.

   ...Раннее утро умывалось унылым неспешным дождиком. Дождь пустился еще ночью. Кляд-кляд... Кляд-кляд-д-д-д. Звонко – по стеклу заплаканного окна, гулко – по металлу водосточной трубы. Когда окончательно рассвело, давясь собственным криком, закаркала ворона где-то среди мокрых веток.

У Лары в голове все еще звучала музыка Чайковского. Какой вчера был вечер! Восхитительный, вдохновенный!   В нем были двое: Лара и Опера. Опера и Лара. Теперь Лара слушала дождь и мысленно соединяла его мелодию с мелодией арии Герцога. Казалось, дождь зарядил надолго, по крайней мере, до вечера. Но к полудню антрацитовый студень неба разбросало. И небо осталось голым и ясным. Все вокруг завертелось веселее: резвее поехал автобус, бодрее зашевелили ногами прохожие, даже навес на остановке будто расправил плечи. Цсух-цсух, ц-цс-сух – плескались колеса машин. Веера брызг задевали тротуары, добавляли воды в тамошние лужи, отгоняли людей подальше от дороги к стенам домов.

Лара закончила дела уже поздним вечером, съездила на заправку, залила полный бак. Вместо дождя надоедал холодный мокрый ветер-проныра. Безумный, но сосредоточенный. Гудел во всех щелях, шуршал обрывками газет. Как будто дразнил: и не ждите, скоро не уймусь. Ветер схватил свободный конец Лариного шарфа и предательски прилепил самым краешком к ее напомаженным губам. Губы ярко отпечатались на светлом шелке. Лара поймала развевающийся шарф и заложила поглубже за воротник. Фонари метали рябь света по влажной дороге. Перед тем, как отправиться домой, Лара заехала в магазин, купила спагетти и соус на ужин. Прихватила сигареты.

Остановившись у своего подъезда и заглушив мотор, позади себя Лара услышала что-то, напоминающее хриплый стон. «Померещилось» - подумала она. Но звук повторился, и Лара испуганно оглянулась. На заднем сидении лежала большая черная собака без признаков благородной крови с повисшими ушами и смотрела на Лару тусклым печальным взглядом.

- Ты откуда взялась? – изумленно спросила Лара, - На парковке заскочила, что ли?

В ответ собака опять издала хриплый стон.

Лара собак недолюбливала – побаивалась, но сейчас страха не испытывала. Странно. Ничего, кроме недоумения.

Выйдя из машины, Лара открыла заднюю дверь. Собака тут же поднялась и, медленно двигаясь, спрыгнула на мокрый асфальт. Лара направилась в подъезд. Собака не отставала ни на шаг. Она шла, грузно припадая на правую переднюю лапу и низко понурив голову. Только один раз она глянула на Лару, исподлобья, невесело и почти безразлично. В молчании поднялись по лестнице, вошли в квартиру. Собака не остановилась в прихожей, а потащилась прямо в комнату и улеглась под балконной дверью. Лара сняла ботинки, повесила куртку. Она чувствовала себя немного растерянной: как быть с таким гостем? Прогнать? Нельзя, жалко. Оставить до утра, на несколько дней? Или оставить у себя вообще? Дом не будет таким пустым. Лара невольно дала собаке имя. Как-то сразу в голову пришло – Жужа. Да, Жужа – хорошо, Жужа – подходит.

Лара  опустилась в кресло, осторожно протянула руку, чтобы коснуться пыльной собачьей холки. Жужа не реагировала. Просто лежала неподвижно и все. Словно высохла. Нос сухой, сухие глаза. И какие-то обидевшиеся на всех, и на себя...

До самой полуночи продолжались попытки накормить Жужу. Лара перебрала все возможные варианты. Предлагалось жаркое, креветки, колбаса, даже банан и каша «Геркулес». Но собака отворачивалась, тяжело и часто дыша. Она только попила немного воды, с трудом шлепая языком. От Жужи нестерпимо воняло псиной. А Ларе неожиданно захотелось обнять ее за шею, прижаться лицом к горячему черному уху, уткнуть ее кожаный нос себе в щеку. И сидеть так вдвоем. Вдвоем! Не с телевизором, бубнящим вздор вечера напролет, а с живым существом! Оно здесь, больное, грязное, угрюмое. Но такое живое! Ах, пусть бы существо это оказалось прожорливым и ласковым, исступленно преданным. Тогда бы все пошло у Лары с Жужей как по маслу: визиты к ветеринару, прививки, ошейник, прогулки по жесткому графику, война с блохами. И что там еще предполагается совместной собаче-человеческой жизнью? И плевать, что Жужа – «двортерьер». Лишь бы была спешка: «побегу, а то мне собаку гулять».

Но Жужа, похоже, не особенно жаловала хозяйку, совсем  не признавая Лару таковой. Строптивый характер? Или это из-за одолевшей хвори?

Лара встрепенулась от мысли, что вот сейчас встанет измученное животное и уйдет обратно в ночь, так и не позволив помочь себе, не позволив согреть себя, накормить, вылечить, приютить, полюбить...

Весь остаток ночи Лара не спала, она прислушивалась к хриплому дыханию Жужи. Перед рассветом собака перебралась к входной двери, полежала немного там, а потом начала громко заунывно выть и скрести дверь лапой.

Лара встала. Она была почему-то убеждена, что стоит открыть дверь и Жужа исчезнет. Уйдет и не вернется. Точно так и произошло. Лара долго ждала у приоткрытой двери, всматриваясь во все еще густой сумрак лестницы. Потом она нехотя вернулась в постель и тут же провалилась в чуткий хрустальный сон без сновидений.

Выйдя утром из подъезда, Лара внимательно огляделась на всякий случай. Даже обошла припаркованную неподалеку соседскую машину. Напрасно. Жужи не было: ни у мусоросборника, ни на детской площадке. Нигде. Лара несколько раз глубоко вдохнула, принимая осанку балерины. При  этом она изо всех сил старалась почувствовать себя сильной и юной, как много лет назад. «Юность никуда не девается, -  твердила она себе, - юность остается маленьким комочком где-то у солнечного сплетения. И при большом желании всегда можно ею воспользоваться. Закрыть глаза, сосредоточиться и вырвать нужную порцию энергии из холестериновых сосудов и остеохондрозных суставов. Стоит только очень захотеть!». Так думала Лара и заставляла себя улыбаться. И улыбалась, держась за руль.

Она продолжала улыбаться и тогда, когда что-то глухо, но сильно ударилось в бампер. Выскочив из-за руля, не чувствуя ног, Лара по-прежнему продолжала улыбаться. Даже увидев на дороге у колеса лежащего ребенка, она не могла согнать с лица нервную гримасу. Мальчик пошевелился. Медленно, неслышно. Ларе  почудилось, что она оглохла, так стало тихо.

Слух возвращался постепенно. Сначала донеслись голоса собравшихся вокруг людей, затем сигналы проезжающих мимо автомобилей. Звуки были какие-то смятые, навыворот. Окончательно прояснилось уже в больнице, где из ее рук забрали ребенка, и она осталась в коридоре приемного отделения. Ждать. Долго, тревожно.

Лара перебирала в памяти детали происшедшего несчастья. Вот удар и ОН, лежащий ничком в коричневой курточке. А рядом – красная бейсболка с белыми английскими буквами. Он маленький, худенький. Бледное личико в профиль, взъерошенная челка, всего несколько крупных веснушек... Вместе с Ларой над ним склонилась еще одна донельзя напуганная женщина в цветастой косынке на голове, причитающая негромко:

- Денька! Эх ты! Ты это... Куда ж ты дернул?.. Слава богу, это... Хоть живой, слава богу...

Когда в больнице спросили, кто мать мальчика, Лара оторопело оглянулась на эту женщину. Та попыталась объяснить, дрожа подбородком:

- Так это... Нету. Я – бабка. А он это... От меня бегает. Стервец. Добегался! – И заплакала со сдавленным аханьем, покачивая своей цветастой косынкой.

- Я имею отношение к медицине. К фармакологии. Поставки лекарственных препаратов. Так что, если будет нужно, говорите, я все... – проговорила Лара, глядя мимо медсестры.

- Разберемся. Сейчас доктор выйдет, скажет, - спокойно ответила медсестра,  не поднимая глаз от журнала регистрации.

- Вы не думайте, я мальчика не оставлю, не оставлю, - зашептала Лара почти на ухо все еще плачущей бабушке.

- Спасибо... Вы же это... Не виновна. Вы же его не видали... Он носится как скаженый! И лазит всю дорогу в подворотнях, как этот... бомж... Непутевое дитё... Как мамка его прошлой весной это... от дури своей... так он сорвался..., - Она в отчаянье махнула рукой и отвернулась, закончив свою речь уже куда-то в стену, - Спасибо вам, а то какие у меня деньги, у пьющей женщины...

«Вот вам и собака, ушедшая из дома. Не к добру. Не к добру» - думала Лара, и ей ужасно хотелось отмотать события назад, как киноленту, и поехать другой дорогой. Или не выезжать сегодня вовсе. Все было бы лучше...

Сам Денька был щуплый жилистый мальчишка восьми с половиной лет. Русоголовый, сероглазый, курносый. В зрачках смешинки, реснички вверх.

Очнувшись в палате, он тут же грязно, по-уличному выругался, скривил брезгливо физиономию и решительно оттолкнул от себя кислородную маску.

- Тетка! Ты кто? – спросил он у Лары высоким надтреснутым голосом.

Лара засмеялась, погладила Деньку по непослушным давно не стриженым волосам и побежала на пост сообщить, что пациент пришел в себя.

Деньку лечили в больнице несколько месяцев. Сперва было тяжело, очень тяжело. Лара снабжала лекарствами, кашеварила, таскала соки и фрукты, дежурила у Денькиной постели, меняясь с бабушкой Клавой. Лара называла ее просто Клава потому, что были они почти одногодками. Только выглядела Клава много старше. Время от времени она уходила в запои. Дня на три-четыре, не дольше. Потом снова появлялась и преданно служила при Деньке нянькой.

Гипсовый корсет, вытяжки и прочие повязки вызвали сначала у Деньки бурю восторга. Но восторг длился недолго и закончился аккурат после росписи шершавых гипсовых поверхностей фломастером «под хохлому». Больше ничего хорошего во всей этой больничной канители не было, что и говорить. Привыкший к вольной жизни Денёк был постоянно раздосадован своим обездвиженным состоянием. И Ларе пришлось придумывать для него развлечения. В свободное от  процедур и кормлений время Лара читала Деньке книжки. Сам читать он не умел, в школу никогда не ходил. Но зато Денька знал много такого, о чем Лара и не догадывалась. Например, знал он, что после пива клей лучше не нюхать – стошнит, и что ночевать предпочтительнее в каком-нибудь подвале, а не в люке – чаще всего там теплее и суше. Еще Денька знал все места в округе, где можно разжиться харчами. Еду и деньги он всегда только просил, не воровал. За воровство били. Он запросто делился с Ларой своим жизненным опытом, а у той мурашки от такого опыта пробегали по спине.

- Денечек! Пообещай, что больше не станешь жить на улице. Бросишь свой клей и попрошайничество. У тебя же есть, где жить. А не нравится с бабушкой, живи у меня. Ну да, мы с тобой можем жить вдвоем. Только учти, я не буду терпеть твои побеги, - грозилась Лара, а сама думала, что до этих побегов ему еще нужно дотянуть, долечиться, встать на ноги.

Дениска наполнил существование Лары конкретным суматошным смыслом. Теперь она ни о чем другом и думать не могла. Лишь о больнице, докторах, Денькином питании, книжках и играх. Когда Лара начинала читать ему новую книгу, Денёк сначала недовольно морщился и бросал:

- Обратно хрень какая-то сопливая!

Но выслушивал внимательно первые предложения и добавлял:

- Ладно, чти давай, читалка!

Лара и сама удивилась, как легко ей удалось уговорить подопечного учиться читать и писать. Правда, писать лежа было очень неудобно. И от этой затеи пришлось на время отказаться. Но счет Денёк освоил так быстро, словно изголодался по знаниям, которые были положены ему по возрасту и уму. Чтение шло хуже арифметики. Но Лара и Денька все равно чувствовали себя счастливыми. Особенно Лара. А Клава то и дело всплескивала руками и восклицала:

- Повезло тебе, Денёк! Какой ты стал образованный! Молодчинки вы с Ларой! Это... Нет худа без добра. Вот залег, что поделать, но это... с пользой. В школу бы тебе... это...

До школы тоже нужно было дожить. Врачи пророчили долгую реабилитацию. С легкой Лариной руки Денёк перебрался прямиком в санаторий. Уже без гипса и вытяжки. Но как только Лара подумала, что скоро наступит облегчение, Клава надолго запила. И Ларе пришлось поселиться в санатории вместе с изнывающим от затянувшегося лечения Денькой. Она взяла отпуск и забросила все дела.

- Давай-ка мы с тобой собаку заведем. Большую, черную. И назовем ее Жужа, - уговаривала Лара Деньку, - Только потерпи еще немножко. Еще совсем чуточку, самую маленькую чуточку.

Из санатория Лара привезла мальчика к себе, поселила в гостиной и принялась обустраивать его быт: от компьютера и одежды до занятий рисованием и лечебной физкультурой. Денька почти полностью поправился и все чаще просился гулять. Вольнолюбивая натура не давала ему покоя. А Лара все еще надеялась приручить сорванца, заменить свободу комфортом и вниманием. Клава не стала возражать против оформления Ларой опеки над Денькой. Сам Денёк на это лишь безразлично пожал плечами.

Пока Деньке разрешалось изредка посидеть во дворе. Он брал свой новый мобильник, надевал наушники и ковылял на детскую площадку, слегка прихрамывая.

...Лара выглянула из окна. Обед был готов, а Денёк все не возвращался. Вот он сидит на скамейке. Видна его сутуловатая спина. Плечи приподняты, упрямый наклон головы, как у взрослого. Кроме Деньки на площадке, окруженной большими деревьями, всего несколько ребят. Двое совсем маленьких – около песочницы. А один, постарше, лет пяти, подкатил нарядным четырехколесным великом к Деньке. Денька отвлекся от мобильника, хлопнул пацана по козырьку кепки, а когда тот слез с велосипеда подобрать упавшую кепку, пнул ногой в колесо. Велик с громким звяканьем опрокинулся. Денек, как ни в чем не бывало, вернулся к своему  занятию и опять склонился над телефоном.

Лара вздохнула. Она проявит терпение и не станет выбегать из дома. Лишь потом, будто между прочим, скажет Деньке:

- Нехорошо обижать младших. Не заставляй принимать меры. Ладно?

Денька кивнет с хитрой ухмылкой и продолжит уплетать борщ за обе щеки.

Для того, чтобы осенью отдать Дениса хотя бы во второй класс, Лара наняла репетитора, пожилую учительницу Людмилу Васильевну. Людмила Васильевна приходила четыре раза в неделю и просиживала с Денькой по несколько часов кряду. Он вертелся на стуле, срывался и убегал то в кухню «попить воды», то в туалет, где запирался надолго. Но выдержке учительницы можно было позавидовать, и она каждый раз побеждала. Денька морщил нос, корчил смешные рожицы, но занимался. А по вечерам Лара выслушивала, как ему осточертела эта «старая кляча» и где он «видал всю эту прелестную учебу». Лара только улыбалась, гладила Деньку по жестким волосам и говорила спокойно:

- Ну, ну... Все через это проходят. Учиться ведь необходимо. Нужно закончить школу. Такому умнику, как ты, и высшее образование не помешает.

А Денёк мотал головой и  вполголоса матерился.

В один прекрасный момент Лара осознала, что уже почти год не была в опере. Больше того, она даже не вспоминала об этом. Денька! Денька занял все ее жизненное пространство, не оставил ни одной свободной минуты, не оставил ни одного свободного желания. С некоторых пор все ее устремления были связаны исключительно с ним. Он стал ЕЕ мальчиком! Вернее, она стала принадлежать ему, подчиняя свою волю его интересам.

... Вечером второго сентября Денёк серьезно заявил, пристально посмотрев Ларе в глаза:

 – Больше в школу я не хожу! Хорош с меня! Не хочу!

Лара хмыкнула и ответила:

– Нельзя следовать своим хотениям. Иногда надо себя заставить, преодолеть... Ты уже не босяк уличный! Есть такое слово – «надо».

Денька отвел глаза. Взгляд его стал злым, колючим. Он больше не сказал ни слова, отправился спать.

Среди ночи Лара внезапно проснулась, вскочила с бешено стучащим сердцем в каком-то невнятном смятении. Она выбежала в кухню, заглянула в туалет, Деньки нигде не было. Диван со скомканной постелью был пуст. От приоткрытой входной двери тянуло промозглым сквозняком.

«Взял и ушел – в отчаянье подумала Лара и обессилено опустилась в кресло, – Ушел! Не будет у меня Деньки! Ушел ночью, как Жужа... Он больше не вернется. Что же мне делать? Что делать?..»

...Пронзительно зазвонил телефон. Давно уже Лара собиралась поменять сигнал, который вечно вселял в нее муторную тревогу.

 – Добрый день! Это Лариса? – раздался в трубке тихий усталый женский голос.

 – Да, я.

 – Я увидела ваше объявление у музыкальной школы по поводу уроков игры на флейте. Меня зовут Светлана Владимировна. Я педагог и могу вам помочь. А сколько вам лет, простите?

 –  Сорок три. А что? – взволнованно спросила Лара.

 – Очень необычно. И выбор инструмента неординарный... – женщина замялась, но через секунду продолжила – Хотя дело ваше. Готовить я вас буду, наверное, не для сцены...

 – О нет, конечно, только для себя! – воскликнула Лара, –  Просто я... Я просто решила начать сначала!

 –  Что, простите? – не поняла Светлана Владимировна.

 –  Ничего, ничего. Когда мы можем начать уроки?

 –  Вы не спросите, сколько это будет стоить?

 – Мне все равно, ведь не дороже денег. Я согласна в любом случае, –  равнодушно сказала Лара, а сама подумала: «Начинать сначала в моем возрасте... Не мудрено, что дорого обойдется».

 Страница Эллы Леус на Diligans

http://diligans.ucoz.ru/load/nastojashhee/2-1-0-321