А над равниной —
Крик лебединый.
Матерь, ужель не узнала сына?
Это с заоблачной — он — версты,
Это последнее — он — прости.

А над равниной —
Вещая вьюга.
Дева, ужель не узнала друга?
Рваные ризы, крыло в крови…
Это последнее он: Живи!

Над окаянной —
Взлет осиянный.
Праведник душу урвал — осанна!
Каторжник койку-обрел-теплынь.
Пасынок к матери в дом. — Аминь.

Между 15 и 25 августа 1921

КРОВАВЫЙ ОТСВЕТ "СВОБОДЫ"

…Год одна тысяча девятьсот двадцать первый от Рождества
Христова…

Давно ушла прислуга…

На рынок перекочевали одно за одним – театральные платья,
драгоценности, коллекция шалей Любови Дмитриевны..

Потом дошла очередь и до книг…

Уплотняют – и пришлось переезжать на квартиру к матери – не
помогло даже письмо от Горького…

Женщина, утончённая, изысканная, мистическая… роковая… не
простившая ему «Двенадцать»…напишет в одной из своих тетрадей язвительно и
резко: «…сколько подселили, интересно. Хорошо бы, не одного-двух, а всех
двенадцать..»

Ей он посвятил когда-то:

Рожденные в года
глухие
Пути не помнят своего.
Мы — дети страшных лет России —
Забыть не в силах ничего.

Испепеляющие годы!
Безумья ль в вас, надежды ль весть?
От дней войны, от дней свободы —
Кровавый отсвет в лицах есть.

Есть немота — то гул набата
Заставил заградить уста.
В сердцах, восторженных когда-то,
Есть роковая пустота.

И пусть над нашим смертным ложем
Взовьется с криком воронье, —
Те, кто достойней, боже, боже,
Да узрят царствие твое!

Февраль...

Вечер, посвящённый памяти Пушкина.

В зале, среди слушателей Анна Ахматова, Николай Гумилёв – во
фраке…

Какая-то дама с глубоким, совершенно невероятным декольте –
здесь, в зале..

В нетопленом зале, где от дыхания собравшихся воздух парит…

На эстраде – Поэт  – в
чёрном…

«На свете счастья нет, но есть покой и воля!» - он  бросает в лицо  пушкинские строки чиновнику, бюрократу в
первом ряду, из тех, кто по определению А.Белого «…ничего не пишут – только
подписывают..»

И продолжает: «..покой и волю тоже отнимают! Не внешний
покой, а творческий.

Не ребяческую волю, а творческую волю – тайную.

И поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем – жизнь для
него потеряла смысл…»

 К началу весны 1921-го, после пережитой зимы с ее
«ежесекундным безденежьем, бесхлебьем, бездровьем» он чувствовал себя неважно,
страдал от цинги и астмы. Но работал по-прежнему.

Поездку в Москву в начале мая отменять не стал.

 Вот что
вспоминает Корней Чуковский, сопровождавший поэта в дороге: «Передо мной сидел
какой-то другой человек, совсем другой, даже отдаленно не похожий на него.
Жесткий, обглоданный, с пустыми глазами, как будто паутиной покрытый. Даже
волосы, даже уши стали другими».

На вечере  в
Политехническом институте случился скандал, кто-то крикнул, что его стихи
мертвы, началась свалка, поэта вывели, заслоняя собой, друзья и поклонники.

В Петрограде его встречала жена: «Он не улыбнулся ни разу -
ни мне, ни всему; этого не могло быть прежде».

 Он беспрерывно курил – самые крепкие папиросы фабрики
«Лаферм». В дни, когда ему было полегче,  разбирал архивы, уничтожал часть своих
блокнотов, записей. 

 Вспоминает литератор Евгения Книпович: «К началу августа он
уже почти все время был в забытьи, ночью бредил и кричал страшным криком,
которого во всю жизнь не забуду. Ему впрыскивали морфий, но это мало
помогало...»

 Он непрерывно бредил... об одном и том же: все ли экземпляры
«Двенадцати» уничтожены? «Люба, поищи хорошенько, и сожги, все сожги».

Не простил. Сам себе не простил…

 Похороны его 10
августа собрали невиданное множество людей. И гроб несли на руках, километров пять-шесть, до
Смоленского кладбища: все это было странно – 
революция выкосила две трети дореволюционного населения.

На Литературные
мостки Волкова кладбища прах был перенесён в сентябре сорок четвёртого...

 Официальная версия причины смерти поэта – цинга, голод и
истощение…

А  неофициальная и,
стало быть, настоящая  –  стало нечем дышать…и жизнь потеряла смысл.

 Первая книга 
называлась возвышенно и многообещающе: «Стихи о Прекрасной Даме»…

«Безжеланная, тающая в светлых тонах поэзия, подобная
истончившемуся восковому лицу над парчой погребальной,  горящая как восковая свеча,  загадочная, как вещий узор серого воску в
чаше с водой…»

Так отозвался 
Вячеслав Иванов о первой книге поэта, 130-летие со дня рождения
которого, отмечается в нынешнем году, поэта, которого Даниил Андреев назовёт
Вестником в «Розе Мира»…

Поэта, без которого немыслима сегодня русская поэзия
Серебряного Века.

Имя ему – Александр Блок.

P.S.  Мы рады были видеть всех, кто остановился с
нами на несколько мгновений, чтобы услышать далёкий голос Поэта, чтобы
послушать стихи его памяти и прочесть его незабываемые и такие близкие к нам,
сегодняшним, строки.

Прозвучали стихотворения А Блока в  авторском исполнении ( запись).

Марина Цветаева «Братья по вдохновению» - Александру Блоку –
в исполнении актрисы Одесской Государственной филармонии, лауреата
муниципальных премий им.К.Паустовского и И.Рядченко, мастера художественного
слова Елены Кукловой.

Из дневников Корнея Чуковского – о Блоке – Евгения Красноярова.

Стихотворения А.Блока из разных книг и разных лет: Людмила
Шарга, Семён Абрамович,

Сергей Главацкий, Жанна Жарова.

Творческая гостиная Diligans благодарит Леонида Яровенко и сотрудников литературного
кафе «Мастер и Маргарита», всех, кто пришёл на декабрьскую, последнюю в году
уходящем, встречу-остановку и не прощается с вами.

До следующих встреч…

До следующей остановки.